Конечно, не только весь зиновьевский двор, но и все Зиновьево быстро узнало о событии в барском доме, о том, что «ангел-княжна», — иначе не называли княжну Людмилу не только дворовые, но и крестьяне, — невеста. После завтрака жених и невеста вышли в парк, чтобы на досуге помечтать о радужном, казалось им, будущем, открывавшемся перед ними.

Князь остался в Зиновьеве обедать и пить вечерний чай и только поздним вечером возвратился к себе в Луговое. Там ожидала его новая радость. К нему неожиданно приехал гость из Петербурга, друг его детства и товарищ по полку, граф Петр Игнатьевич Свиридов.

Это был красивый, высокий, статный блондин, с темно-синими большими бархатными глазами, всегда смотревшими весело и ласково. Вместе с князем Луговым он воспитывался в корпусе, вместе вышел в офицеры и вместе с ним вращался в придворных сферах Петербурга, деля успех у светских красавиц. До сих пор у приятелей были разные вкусы, и женщины не являлись для них тем классическим «яблоком раздора», способным не только ослабить, но и прямо порвать узы мужской дружбы.

— Петя, хороший, какими судьбами! — радостно встретил князь Сергей Сергеевич своего друга, вышедшего на крыльцо навстречу хозяину-приятелю.

— Благодаря тетушке, дружище…

Друзья обнялись и расцеловались…

— Какой тетушке?

— Ты знаешь, их у меня в России такое бессчетное множество, что не только я не знал их всех в лицо, но даже и по имени.

— Так что же?

Приятели вошли в это время в кабинет князя.

— Так вот, я получил известие, что в Тамбове умерла одна из этих тетушек, графиня Надежда Ивановна Загряжская, умерла бездетной, и единственный ее наследник являюсь я, твой покорнейший слуга.

— И давно умерла?

— Умерла она с полгода, но мне дали знать об открывшемся наследстве всего с месяца полтора тому назад. Я, конечно, взял отпуск и покатил сюда. Устроив кое-как дела, хотя и не окончив их, я решил отдохнуть от милого Тамбова, где положительно задыхался от пыли и жары, где-нибудь на берегу струй, и вдруг вспомнил, что твое именье здесь поблизости и, главное, что ты находишься в нем… Я тотчас айда к тебе.

— И отлично сделал, более чем отлично, это просто счастливый случай.

— А что?

— Потом, потом, а теперь позволь мне переодеться. Я весь день пробыл в парадной форме.

— Куда ты ездил этаким франтом?

— Сейчас все узнаешь… Так позволишь?

— О чем тут спрашивать! — улыбнулся граф Петр Игнатьевич.

Князь позвонил. С помощью явившегося камердинера он начал переодеваться, не переставая задавать вопросы усевшемуся в покойном кресле приезжему другу.

— И большое тебе досталось наследство?

— Как тебе сказать. Приехать стоило.

— А именно?

— Два дома в городе. Имение небольшое в пяти верстах от Тамбова, душ около трехсот. Дом, конечно, с полной обстановкой, усадьба тоже — полная чаша.

— А деньгами?

— Тысяч около шестидесяти.

— Это ты верно сказал, что стоило приезжать… И неужели ничего не растащили?

— Вообрази, ни одной нитки. Там такие сторожа сторожат, каких я в первый раз в жизни вижу.

— Какие же?

— Старик со старухой — обоим лет более двухсот, но здоровы и бодры и так держат всю дворню, что те по струнке ходят. Они-то мне все с рук на руки и передали. «Ни синь пороха, батюшка-барин, ваше сиятельство, не пропало после покойной вашей тетушки», — говорят. И я им верю.

— Да, — задумчиво проговорил князь, — здесь такие люди встречаются, но в Петербурге и Москве народ испортился.

— Это ты правильно, вор народ стал.

Туалет князя был кончен, и вошедший лакей доложил, что подано ужинать. Друзья отправились в столовую. Беседа снова полилась.

— Скажи мне, кстати, Сергей, что у тебя здесь на днях произошло? — спросил граф Свиридов.

— А что такое?

— Да на последнем привале мой кучер и лакей выслушали от содержателя постоялого двора целую историю о какой-то чертовщине, которая здесь, у тебя, произошла, будто ты раскрыл какую-то старую беседку, где и нашел два скелета.

— Это правда, — отвечал князь Луговой.

— Как правда?

— Говорю, правда.

— Вот так штука. А я готов был держать пари, что все это одна сплошная сказка.

— Я и сам думал, а вышло не то.

Князь Сергей Сергеевич подробно рассказал графу Свиридову о легенде, окружающей заветную беседку в парке, легенде, оправдавшейся в первой ее половине страшной находкой, о ходе работ, проведенных для того, чтобы открыть ее, похоронах найденных человеческих останков, словом, обо всем, происшедшем два дня тому назад.

— Завтра я покажу тебе эту беседку.

— Завтра, почему же не сегодня?

— Сегодня? — спросил князь, и голос его дрогнул.

Он невольно посмотрел в окно, выходящее в парк. На землю уже спустилась темная летняя ночь. В тенистых аллеях парка мрак был еще гуще. Граф Петр Игнатьевич заметил смущение князя Сергея Сергеевича и поймал этот взгляд.

— Ты что это, брат, — насмешливо заметил он, — в деревне-то стал трусить не только живых, но даже мертвых.

— Какие пустяки! — вспыхнул князь Сергей Сергеевич. — Пойдем после ужина.

Князя более всего взбесило то, что его приятель угадал причину, почему он хотел показать беседку не сейчас, а завтра.

— Если очень страшно, то уж пойдем лучше спать, — все еще насмешливым тоном заметил граф Свиридов.

— Ты, брат, не валишь ли с больной головы на здоровую, кажется, сам труса празднуешь, — отпарировал князь Луговой.

— Ну, это, брат, стара штука. Способ простой, когда совестно сознаться.

— Самое лучшее, посмотрим, кто струсит, — отвечал князь.

— Съедим последнее блюдо и пойдем. А вот тебе наливка для храбрости.

— Не забудь и себя.

— Не забуду, выпью.

Князь налил наливку в серебряные бокалы. Друзья с наслаждением выпили душистую влагу из сока черешен. Встав из-за стола, они вышли на террасу.

Парк был действительно окутан мраком, но в цветнике было сравнительно светлее, так как на него падал слабый матовый свет последней четверти лунного диска. Князь Луговой, взяв под руку графа Свиридова, спустился с террасы в цветник и направился к той аллее, которая вела к заветной беседке. Несмотря на то что место где стояла эта беседка, было, как мы знаем, вычищено, все же деревья на нем были гуще, нежели в остальном парке, а потому вечером это место казалось мрачнее. Князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов молча шли по дорожке, в конце которой виднелась полянка, на которой высилось теперь темное здание беседки.