Филип Ламонт выбился из китайской брокерской фирмы на Силом-роуд. Его титул был скромным: аналитик. В Бангкоке брокеры-фаранги зарабатывали много денег, жили в дорогих апартаментах, имели машины с шоферами, и у них в раздевалке было полно женщин. Было 9.15 утра, когда Кальвино поднялся в лифте на восьмой этаж дома Ламонта, постмодернистской обувной коробки, поставленной на торец и оснащенной затемненными окнами, похожими на темные очки байкеров. Он вошел в главный офис в конце коридора. Брокеры в белых сорочках, узких галстуках, темных брюках и начищенных узких туфлях пробегали мимо него. Они носили пластиковые карточки с именами. Здесь царила атмосфера командного центра, подвергшегося атаке. Стресс звучал в их голосах и резких командах.

Секретарь приемной посмотрел на визитную карточку Кальвино, потом позвонил Ламонту. Через несколько минут вышла его ассистентка и поздоровалась с Винсентом. Это была молодая китаянка в туфлях на высоких каблуках, узкой юбке и шелковой блузке. Волосы ее были стянуты в пучок на затылке, из середины которого торчал синий гребень с белыми орхидеями, похожий на украшение на свадебном торте. Под мышкой она держала несколько офисных папок. Ассистентка смерила Кальвино взглядом, в котором смешалось изумление и пренебрежение, пытаясь понять, как ему удалось договориться о встрече с мистером Ламонтом. Судя по деловитому выражению ее лица, она прикинула, что он не слишком важная и влиятельная персона, иначе Ламонт вышел бы к нему сам. Она слегка, нехотя улыбнулась ему и жестом пригласила следовать за ней.

Они миновали торговый зал, и ассистентка оставила в одном из офисов свои папки. Шум стоял, как в букмекерской конторе, такой, в которой когда-то работал его дядя возле Канал-стрит. Ряды брокеров говорили по многочисленным телефонам за большим стеклянным окном. Соединенные друг с другом столы были завалены бумагами, часть бумаг устилала пол. Ниже брокеров около сотни хорошо одетых тайцев китайского происхождения, вооруженные пейджерами и мобильными телефонами, наблюдали, как четверо или пятеро парней в темных слаксах и белых рубашках орудовали маркерами и тряпками, выписывая и стирая цифры заявок, предложений и продаж для компаний «Сити Семент», «Бангкок Бэнк», «Нава» «Стар Блок» и десятков других акций на белых досках, занимающих три стены. Инвесторы – состоятельные китайские домохозяйки в шелковых блузках с бриллиантовыми серьгами в ушах – пили чай и сидели со своими бланками купли-продажи, обменивались сплетнями и вручали бланки посыльным, которые передавали эти распоряжения через стеклянное окно. Спрос вырос на двадцать пунктов.

У Ламонта был личный кабинет над торговым залом с двумя компьютерными экранами, телевизором и четырьмя телефонами. Он склонился над круглым столом, листая номер «Эйжн Уолл-стрит джорнал». Сбоку лежал экземпляр местной газеты с фотографией мертвого Чанчая на заднем сиденье своего автомобиля на первой странице. Его голова была повернута под странным углом; лицо, лежащее на плече, окровавлено; распухшие губы слегка приоткрыты, обнажая сломанные желтые зубы.

К каждому уху Ламонта была присоединена трубка мобильного телефона. Он диктовал данные по электрической компании в одну трубку, а данные по продовольственной компании – в другую. Прервав разговоры, Филип жестом пригласил Винсента войти в офис и сесть в мягкое кожаное вращающееся кресло, из которого, как из ложи, открывался вид на столпотворение внизу. Кальвино взял газету со стола Ламонта и подошел к окну. В статье говорилось, что в автомобиль попали 117 пуль. И уже по всему городу люди покупали лотерейные билеты с номером 117, номером машины Чанчая, датой дня рождения Чанчая – ему был пятьдесят один год – и различными комбинациями этих цифр. Это было традицией, такой же, как приносить пожертвования в дома духов.

Изолированный в помещении за огромным односторонним стеклом, Кальвино наблюдал за происходящим в зале. Он понимал, что люди будут так же покупать и продавать акции, руководствуясь созвездием цифр, связанных с гибелью Чанчая. Офис Ламонта был звуконепроницаемым, прохладным и комфортабельным. Винсент изменил свое мнение. Дом биржи – это не букмекерская контора дядюшки Вито в Маленькой Италии; это VIP-зал, устроенный по образцу казино Лас-Вегаса. Нечто вроде утробы, где появлялись на свет планы, зарождалась прибыль, ставились на кон состояния и срезались углы. Место, где Нара мог взять грязные деньги и сделать их пусть не обязательно чистыми, но безопасными для использования.

Происходящее в торговом зале напоминало цирковое представление, конные бега или нечто более существенное и фундаментальное, возможно, здесь проявлялся менталитет Филипа Ламонта «девять-ноль». Это была ярмарка, где делали ставки и старались одолеть соседа, где сотня людей была втиснута в помещение размером с корт для сквоша.

– Что вы думаете о нашей маленькой конторе? – спросил Ламонт, кладя телефоны.

– Хорошее помещение для того, чтобы сломать дорогую ракетку, – ответил Кальвино.

Филип рассмеялся.

– Хорошее чувство юмора для янки. Акции выросли на двадцать пунктов. Деньги, деньги, деньги. На Таиландской фондовой бирже несколько месяцев дела шли вяло. А теперь все опять завертелось. Жаль, что Бен не дожил до этого. – Он помолчал, лицо его стало задумчивым. – Он гораздо лучше разбирался в компьютерах, чем в том, как работают рынки.

– Или в друзьях, если уж на то пошло, – прибавил Кальвино.

Ламонт поднял взгляд от кофейной чашки и улыбнулся.

– В каком-то смысле это правда. Но почему бы нам не перейти к делу, как говорят у вас в Нью-Йорке? Если вы хотите действительно говорить о деле.

Винсент положил газету перед Ламонтом.

– Неприятная картина, – сказал он.

Секретарша, согнувшись в поклоне, словно просительница, приблизилась к Ламонту, будто тот был священником, готовым положить ей на язык тело христово. Ставя чашку кофе перед Кальвино, она отвела глаза в сторону.

Ламонт смотрел на снимок места гибели, барабаня пальцами по стеклянному столу.

– Он был неосторожным человеком.

– Что он сказал вам на похоронах Бена?

Филип усмехнулся, переворачивая газету и открывая деловую страницу.

– Он сказал, что могут возникнуть неприятности. Неосторожный, да. Но тем не менее оказался пророком.

– Я думаю, он сказал вам, что слышал, будто Нара желает вашей смерти. И я думаю, что вы платили Чанчаю именно за подобную информацию. И я думаю, это была часть сделки, которую вы заключили в «Африканской Королеве».

– Вы много думаете, мистер Кальвино. Тайцы говорят, что думать слишком много вредно. Для здоровья.

Винсент пожал плечами и устало наклонился, чтобы размешать сахар в чашке с черным кофе.

– Многие вещи вредны для здоровья. Выпивка, загрязнение воздуха на Сукхумвит, киллеры Клонг Той, девушки из бара и бирманская контрабанда наркотиков. После всего этого в список можно внести привычку думать.

– Ладно, хватит. Один вопрос. Что произошло с деньгами? – спросил Ламонт.