Ну вот, нашла своё заветное место. Здесь из-под пологого берега бьёт тёплый ключ, и небольшая полынья никогда не замерзает.

Но закинуть удочку я не успеваю.

Потому что пятачок водной глади в белоснежной раме хрупкого льда вдруг освещается розовым сиянием. А когда оно стихает…

- Здравствуй, Кэти! Я уверена, что ты меня не забыла. Потому что я тоже часто вспоминала о тебе все эти годы. Вот только поговорить решилась только сегодня.

Из зеркала реки на меня смотрит лицо Эмбер. И конечно, я её не забыла. Даже если очень и очень пыталась.

Несколько долгих мгновений мы просто разглядываем друг друга, и это очень странно. Я уже успела забыть, что магия – то, что делает жизнь странной, и привыкла к своей уютной обыденности. Мне не хочется снова её покидать. Но похоже, от моего желания здесь ничего не зависит.

Дух захватывает, какая же Эмбер красивая! За эти годы стала ещё прекрасней. Она в простом тёмно-синем платье с серебристой вышивкой у ворота, волосы заплетены в тяжёлую золотую косу… Но в каждой черте, каждом жесте и даже в том, как Эмбер нервно вертит в тонких пальцах перо, столько природного изящества и грации, что в этот момент понимаю отчётливо – я никогда и ни за что не стану такой, как она, даже если в лепёшку расшибусь. Такая девушка и в лохмотьях будет выглядеть королевой. Только вряд ли она хоть раз в жизни видела лохмотья.

Замечаю, что за её спиной стены обшиты какими-то тёмными деревянными панелями с резьбой, и невольно выдыхаю. Кажется, она не в замке. Хотя, мне-то какое дело…

На груди Эмбер слабо мерцает медальон – небольшая хрустальная капля на серебряной цепочке. Я помню, ей для связи на расстоянии нужен был хрусталь. Но теперь, значит, достаточно совсем небольшого камня, а не целого булыжника, как раньше. А уж то, что она сотворила с рекой… Видимо, её магические способности серьёзно выросли за это время. На секунду где-то глубоко-глубоко внутри меня кольнуло сожаление, какой-то несвоевременный упрёк совести – а я-то свои постаралась покрепче задавить. Ни к чему они мне были здесь. Да и вспоминать не хотелось. Та, «волшебная Я», навсегда осталась бродить невидимым призраком по коридорам Замка ледяной розы.

Наконец, Эмбер прерывает затянувшееся молчание. Я вижу, что она тоже волнуется – у неё даже срывается голос.

- Не сомневалась, что ты вырастешь настоящей красавицей, Кэти! Но мне хотелось посмотреть тебе в глаза. И убедиться, что в тебе есть не только это. Теперь я вижу.

Она продолжает внимательно всматриваться в меня, и мне становится ужасно неуютно. Уж не знаю, чего она там видит, но я знаю только то, что сейчас я совершенно растрёпана, в какой-то нелепой зимней одежде и с ведром в руке. Разительный контраст.

Набираюсь смелости и спрашиваю, чтобы заполнить неловкую паузу:

- Я слышала, ты уехала учиться?..

- Да. Я уехала. - Вот и всё, что отвечает она. Хочу спросить, почему, но так и не решаюсь, и мы снова молчим. И в нашем молчании слишком много невысказанного.

‍​‌‌​​‌‌‌​Первой срывается Эмбер. Отшвыривает прочь перо и подаётся вперёд.

- Я хочу задать тебе один вопрос! Очень важный для меня вопрос, Кэти! Наверное, самый важный. Только пообещай мне, что ответишь первое, что придёт в голову – не задумываясь и не рассуждая. Обещаешь?

- Но что…

- Мы с тобой волшебницы, Кэт! Единственные, кого я знаю. Уверена, ты сердцем поймёшь, о чём на самом деле я спрашиваю. Так что просто пообещай!

- Ну хорошо, хорошо…

И не давая больше ни секунды собраться с мыслями, Эмбер бросает мне свой вопрос – а на её бледном лице столько волнения, будто от моего ответа зависит её жизнь:

- Что бы ты сделала ради человека, которого любишь?

Отвечаю раньше, чем осознаю, что за слова готовы сорваться с моего языка:

- Всё, что угодно. Я сделала бы всё, что угодно. Даже отдала бы его другой.

Стоп. Что?! Я что вообще сейчас…

Эмбер выдыхает. На её лице появляется очень печальная и очень светлая улыбка.

- Я знала, что ты скажешь именно так. И это правильный ответ.

Она вытирает слезу украдкой с краешка ресниц.

- «Даже отдала бы...» Ну что ж… это всё, что я хотела услышать. Прощай, Кэти! Хотя, может, когда-нибудь и увидимся.

И прежде, чем успеваю ответить или понять, что вообще происходит и что это сейчас было, и зачем она задавала свой странный вопрос, она прерывает связь.

Ведро с глухим звоном падает из моих рук.

На пожелтевшую мокрую траву, которой покрыт полностью растаявший склон.

Я в шоке смотрю на открытую гладь реки, без единой льдинки.

Она чистая – до самого края окоёма. Поворачиваю руки ладонями вверх – кончики пальцев до сих пор покалывают голубоватые искры.

Кажется, я только что растопила реку. И, вроде бы, даже кое-где вскипятила.

Тут и там брюшками вверх всплывают варёные рыбы.

Я долго и остолбенело пялюсь на реку, а потом вздыхаю, поднимаю ведро и иду их вылавливать. Ну не пропадать же добру, в самом деле!

Пальцы дрожат, и рыба, которую достаю из сачка, постоянно выскальзывает.

Да уж… Успокоила нервы, называется!

И ещё один день как в тумане. Нет, не зря я всё-таки гнала от себя любые воспоминания о Замке ледяной розы – даже тень их выбила меня из колеи так, что всё валится из рук. Мысли ходят по кругу, как осёл на привязи. Меня то бросает в жар, то начинает колотить дрожь – и, наверное, я веду себя так странно, что даже мама не выдерживает и трогает мой лоб, чтобы проверить, нет ли температуры.

Я изо всех сил надеюсь, что если высплюсь как следует или буду до упаду заниматься уборкой в доме, без сил бросаясь на постель поздним вечером, то круговорот мыслей отступит, всё пройдёт и будет как раньше. Но лучше не становится. Становится только хуже.

Проходят две недели, за которые я почти перестаю нормально есть и спать.

И тогда осознаю, что теперь не скоро смогу убежать от призраков прошлого, которые напирают на чуть приоткрывшуюся дверь моих воспоминаний так, что вот-вот сорвут с петель. Если вообще смогу. А значит, надо искать какой-то компромисс со своим беспокойным и ужасно непослушным организмом, пока я окончательно не сошла с ума. Потому что когда ловлю себя на мысли, что мне хочется поехать обратно к Гаррисонам, поймать кузину Клэр, прижать к стенке и устроить допрос с пристрастием на тему подробностей того, что она видела при дворе… Понимаю, что это – дно, и дальше падать уже некуда!

И тогда, в конце концов, решаюсь сдать хотя бы один бастион.