- Верю! – отозвался Шеппард слабым голосом, устало потирая глаза. – Я видел достаточно лгущих людей, чтобы знать, что ты говоришь правду. Но мне, видимо, понадобится время, чтобы её принять.

Он встал, пошатываясь, и прошёл на другой край площадки. Подобрал палку от трости и привычно опёрся на неё. Улыбнулся мне – так скупо и с трудом, будто его улыбки совсем заржавели, и он разучился их дарить.

- Спасибо.

- За что?..

- За то, что остановила меня раньше, чем одержимость и магия этих проклятых камней не пожрали окончательно мою душу. Надеюсь, когда-нибудь я сумею вернуть тебе этот долг.

Шеппард и его люди покинули замок тотчас же, как только мы с ним вернулись. Он даже не стал прерывать пир и прощаться с хозяевами.

А я, совершенно обессиленная, поплелась по лестнице. По дороге встретила Мэри, которая спускалась в обнимку со стопкой полотенец.

- Где Рон? – спросила я у неё. Умру, если не увижу его сейчас. Я должна рассказать, что Замку ледяной розы больше не угрожает опасность. И ему больше не надо самопожертвоваться. Судя по всему, ничего хорошего не бывает от этих жениханий. Вон Бульдог подтвердит.

- В обеденном зале уже все расходятся. Молодой хозяин наверху.

Я ускорила шаг, почти побежала, перепрыгивая через ступеньку.

- Стойте, мисс Кэти! Там… - понеслось мне вдогонку. Я уже не слушала. Мне хотелось поскорее поговорить с ним.

Но на стук в дверь никто не ответил. Наверное, Мэри что-то перепутала.

Я пошла к себе в комнату и уселась на кровать…

Нет, не могу так просто сидеть! Сил нет, как хочется поскорее рассказать о том, какая я молодец, и что смогла в одиночку победить целого Бульдога…

И тогда я вспомнила о потайной двери. Не будет же ничего такого, если я подожду Рона в его комнате? Надеюсь, он простит мне моё маленькое хулиганство… Так думала я, а ладони уже касались стены и привычно вызывали отклик дремлющей в ней магии.

А то вдруг мы с ним разминёмся…

…Он был у себя.

И Эмбер с ним.

Стоят рядом посреди комнаты – и она положила руки ему на плечи. На лице Рона – всё та же маска отрешённости. Сияющие глаза Эмбер.

А потом он поворачивает голову – и видит меня. Растерянную и убитую, в дверном проёме, которого совершенно не должно быть в этой стене.

Маску на его лице будто разрывает на осколки – столько эмоций отражается на нём за мгновение. Резко снимает со своих плеч ладони Эмбер и делает быстрый шаг ко мне. Я разворачиваюсь, чтобы убежать. Меня хватают за руку и не пускают.

- Как ты пробила стену? А, проклятие, не важно… Где ты была весь вечер?

- Не скажу, отстань! – не смотрю на него и снова вырываюсь, но тщетно.

Рон переворачивает мою ладонь и говорит слова, которые при девочках употреблять не принято.

- Что у тебя с рукой?

- Обожглась. В лесу.

- Где?!

- Там, где меня чуть Бульдог не сожрал.

Гробовое молчание. Я не поворачиваюсь и не поднимаю глаз. Во мне разрастается как снежный ком совершенно невыносимая обида.

- Так. Эмбер, ты не могла бы нас оставить?

А я и забыла, что в комнате есть ещё кто-то. Не удерживаюсь, и бросаю быстрый взгляд на неё – кажется, она совершенно растеряна и смотрит на всю эту немую сцену с невероятным удивлением.

- Эмбер, пожалуйста!

Она молча кивает и уходит, нервно кусая губы. А Рон возвышается надо мной со взглядом, потемневшим, как грозовые тучи.

- Рассказывай!

Сколько же можно на сегодня разговоров… Кажется, ещё немного, и я не выдержу.

- Расскажу, пусти!

Отступаю на шаг и потираю запястье, которое он схватил слишком больно. Делаю глубокий вдох – словно перед тем, как нырнуть в штормящее море с высокого обрыва.

И начинаю говорить...

На этот раз точно слишком долго, до хрипоты.

- Теперь ты понимаешь? Тебе не нужно… Всё и так будет хорошо! Пожалуйста, скажи, что ты отменишь эту дурацкую помолвку и всё снова будет как раньше!

С надеждой заглядываю ему в глаза… и вижу, что маска снова вернулась на его лицо.

Рон стоит неподвижно, как скала, сцепив руки за спиной. А я – будто волны, которые могут хоть тыщу лет биться об неё, но не сдвинут с места.

- Ты не понимаешь. Это ничего не меняет. Я дал слово.

И замолкает, больше ничего не говорит, как будто этого достаточно. Как будто это его «я дал слово» объясняет и искупает всё.

- Но… но… это же неправильно! Это всё неправильно! Вы с ней никогда не будете счастливы. Разве об этом ты мечтал?!

Горькая усмешка кривит его лицо. Рон отворачивается, подходит к столу у окна и садится ко мне спиной, как будто не хочет больше видеть. Это глупо, но я не могу оторвать взгляда от его правой ладони, которая спокойно лежит на столешнице. Пальцы слегка подрагивают, и я поражаюсь тому, как бледна его кожа.

- Мои мечты… они, наверное, были слишком сумасшедшими, Рин, теперь я это понимаю. На моих плечах – бремя ответственности. Я не имею права мечтать. Поэтому… лучше уезжай поскорее домой, Черепашка. Мне невыносимо видеть тебя сейчас. Потому что всякий раз, глядя на тебя, я буду вспоминать о том, как своими руками уничтожил свою самую драгоценную мечту.У меня внутри взрывается маленький вулкан. Никогда ещё я не чувствовала себя такой злой.

- Да что за чушь ты мелешь?! Вы что, все тут с ума посходили?! Чего ты разрушил? У тебя же вся жизнь впереди! Мы вместе придумаем тебе тысячу самых замечательных мечт!

Очень хочется подойти и треснуть ему чем-нибудь по башке, чтоб хотя бы обернулся. Нечеловеческим усилием сдерживаюсь – если сделаю это сейчас, у него останется огроменная шишка, так я зла. А он всё не оборачивается.

- Глупенькая ты ещё всё-таки, Черепашка! Просто уезжай. Когда-нибудь ты меня поймёшь.

Стискиваю зубы, потому что, кажется, собираюсь самым позорным образом разреветься.

- Тогда… тогда забери это!

Дёргаю браслет на запястье – тот самый, что он подарил. Сделал своими руками и прислал с письмом на мой День рождения. Шнурок из шерсти снежных оленей больно впивается в кожу, но не хочет рваться. Дёргаю ещё раз изо всех сил, и наконец обрывки остаются у меня в руке.

Подлетаю к Рону, который по-прежнему не смотрит на меня, и бросаю деревянную розу, опутанную рваным серебром, перед ним на стол. Повторяю, задыхаясь и глотая слёзы:

- Забери!.. Мне это больше не нужно.

Он накрывает розу ладонью, сжимает в кулаке, но молчит. Сжимает так сильно, что, наверное, от хрупкой деревяшки там уже осталась одна пыль.