— Ты знала, что Джеймс — гей, когда была в его бунгало в ту ночь? — спросил он.

«Что произошло с твоим „ты не обязана ничего мне объяснять“?» — подумала я, сосредоточенно надувая щеки.

— Нет, но у нас же ничего не было, — ответила я.

И не солгала — ведь по-настоящему ничего не произошло.

— Не хочу выглядеть параноиком, но мне показалось странным, что ты звонишь в четыре утра и признаешься в любви, а через несколько часов в Интернете появляются ваши с Джеймсом фотографии. — Он повернул ко мне голову и снял темные очки. — А почему ты любишь меня, Энджел?

Бессовестный! Задать мне мой же вопрос!

— Почему я тебя люблю?

— Признаться в любви легко, а вот объяснить, почему любишь, — другое дело, — поддел он. — Уж ты-то это знаешь.

— Да. О'кей.

Я снова закрыла глаза. Черт, это совсем не просто. Надо было открыться много недель назад, и тогда мы вообще не вели бы сейчас этот разговор. Почему мне так трудно это произнести? Ведь всю жизнь я четко объясняла людям, почему я их люблю!

— Я люблю тебя, потому что у тебя для меня всегда наготове футболка под подушкой, даже если ты не уверен, останусь ли я на ночь. Я люблю тебя, потому что ты помнишь, что утром я люблю сладкий чай, а вечером сахар не кладу, и потому что в «Старбаксе» ты всегда делаешь вид, что забыл, что я просила низкокалорийный горячий шоколад, потому что вообще-то я люблю нормальной жирности, но не заказываю из опасения, что продавщица молчаливо осудит меня, толстушку.

Алекс уже улыбался, поэтому я продолжала:

— Я люблю тебя, потому что, выходя из метро, вижу тебя в кофейне возле твоего дома, или когда я возвращаюсь домой, а ты в кондитерской покупаешь мне «Лаки чармс», у меня всякий раз щекочет под ложечкой. Когда я стучусь в твою дверь, за секунду до того, как ты отзываешься, у меня внутри словно поднимаются мелкие пузырьки. Проснувшись, я ищу тебя, даже если тебя нет рядом, словно просыпаться с тобой запрограммировано во мне по умолчанию… — Я скопировала его позу, опершись на локти. Черт, песок был на редкость горячим. — Ну как, я прошла?

Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы — порозовевшая, горячая от солнца кожа оставила на моей ощущение тепла, — и потом очень долго и я, и он молчали.

— Это был тест не для тебя, — сказал Алекс, немного отодвинувшись. — Это был тест для меня. Я не хотел тебя расстраивать, я не хочу быть одним из тех кадров, которые не доверяют своим девушкам, но хотя это и не оправдание, я сильно обжегся в свое время с моей бывшей. Но ты не она, я это знаю. Обещаю, я никогда не буду изводить тебя вопросами. Я вел себя как говнюк.

— И это все?

— А что, недостаточно?

— А разве ты не скажешь, что любишь меня, но жить со мной не в состоянии?

Я уперлась лбом в его лоб, удивляясь, почему не могу просто закрыть рот.

— Собирался вообще-то остановиться на «я тебя люблю», — сказал он, пихнув меня на песок и снова поцеловав.

— Ну, тогда мне это подходит, — сказала я, перекатываясь и устраиваясь на нем сверху.

Все-таки песок был ужасно горячим.

— Дженни, это я, — монотонно повторяла я в сотовый. — Возьми трубку, если ты меня слышишь.

Ответа не было. Я, как в ловушке, металась по темной квартире, где отрубились все светильники, сколько я ни щелкала сетевым выключателем у моей кровати (мама была бы очень мной горда).

— Блин, — вздохнула я. — Ладно, если ты это прослушаешь, пожалуйста, позвони и скажи, где у нас чертовы предохранители. О чем ты только думала, оставаясь в Лос-Анджелесе?

Я нажала красную кнопку, заканчивая звонок, и медленно направилась в коридор, подсвечивая себе дорогу светом дисплея телефона. Наверняка предохранители где-то там. Я самостоятельно прожила в квартире одну неделю, и мне уже пришлось вызывать водопроводчика, когда я уронила колье от Тиффани в слив кухонной раковины, дератизатора, когда я приняла за мышь старую заколку Дженни с шиньоном, и незнакомого человека с улицы, когда огромный паук захотел разделить со мной душевую. На этот раз я твердо решила справиться своими силами.

Глупый Алекс со своим глупым звонком в три утра. Напрягая глаза, я пыталась сообразить, не является ли искомым блоком предохранителей большая белая коробка над дверью. Как я ни ценила его полупьяные признания в любви в любое время дня и ночи, не позвони он сейчас, я бы не проснулась, не пошла бы в туалет и не обнаружила, что электричество вырубилось. И не начала бы паниковать, что произошла авария, и не перезвонила бы ему, а он окончательно не прогнал мой сон, сообщив, что электричества нет только у меня. Самостоятельная жизнь у меня пока не очень получалась.

Закусив губу, я прижала ладонь ко лбу, не зная, что делать. Оглядевшись в поисках просветления, я увидела его… за окном. Подсвеченная линия горизонта Нью-Йорка слабо освещала гостиную, дальше по улице светилось белым здание «Крайслера». Я ощупью пошла через комнату, всего два раза на что-то наткнувшись.

Положив локти на подоконник, я стала смотреть вниз на все еще оживленную улицу, понемногу успокаиваясь. Как могла Дженни отсюда уехать? Разве можно сравнивать южное солнце и открытый «мустанг» с Нью-Йорком? Даже сейчас, глубокой ночью, на улицах было людно. Может сейчас Дженни натянуть угги и через пять минут уплетать чоу-мейн? Вряд ли. Конечно, нельзя полностью исключить такую возможность, но для этого подруге придется сесть в машину и проехать миль десять в поисках китайской забегаловки. Я смотрела на цепочку желтых такси, на полицейские «круизеры», проносившиеся мимо, на парочки, перебегавшие улицу, взявшись за руки, пытаясь обмануть светофор, на бесконечное разнообразие прохожих, гуляющих или спешащих по делам в такую немыслимую рань, ничуть не психуя оттого, что не могут найти и включить в квартире автоматы.

— Перестань, Энджел, — сказала я себе. — Это глупо.

На секунду меня посетило искушение снова улечься спать, отложив заботы до утра, но я знала, что нерешенная проблема не даст мне заснуть. Я снова ощупью потопала в коридор, крепко приложившись обо что-то коленом по пути.

При ближайшем, на цыпочках, рассмотрении белая штука над дверью оказалась очень похожей на блок предохранителей. Язычок одного из выключателей смотрел вниз, что, как мне туманно помнилось, означало, что линия обесточена. Разумеется, стремянки у меня не было. И подставки тоже. И вообще ничего, на что можно было бы забраться и дотянуться до предохранителей. Я посмотрела на телефон, который сжимала в руке. Может, позвонить Алексу? Он легко дотянется. Но в этом угадывался легкий привкус поражения, да и в редакцию мне к девяти. Если он придет сейчас, подогретый коктейлями, я засну не скоро. Само по себе это, конечно, неплохо, улыбнулась я в темноте, но с предохранителями мне надо справиться самостоятельно. Не желаю быть законченной бытовой идиоткой. Хотя некоторым мужчинам нравятся беспомощные женщины… Я метнулась в спальню искать свои самые высокие каблуки. Через две минуты я дополнила соблазнительный розовый топ от пижамы «Виктория сикрет» и розовые мужские шорты «Американ аппарел» золотыми «луботинами» на шпильках. Очень сексуально.