Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случай с Алисой Чизман в 1570 году показывает эту двусмысленность и напряженность в действии. Похоже, Алиса и мистер Чизман дали друг другу приватные клятвы и вступили в половую связь до того, как рассказали о своем союзе широкой общественности и попытались заключить официальный брак в церкви. Ее друзья и соседи, кажется, были в ужасе от мысли об этом союзе. Ричард Кост, свидетель по делу, сообщил:
Многие первейшие жители прихода советовали ей оставить его, поскольку Чизмана не любили в приходе. Чего они бы не стали делать, если бы не расположение к этой женщине из-за ее хорошего поведения до этого момента… говоря, что, хотя она и впала в плотский грех, познав Чизмана до брака, несмотря на то, что она сделала, как он думает, в отместку за то, что ее друзья убеждали ее оставить его, она даже сказала, что должна быть с ним, и в отношении этого также сказала, что примирилась с Богом и миром, выйдя за своего супруга.
В данном случае очевидны два противоположных мнения о том, в чем состоял брак. Алиса считает, что она уже замужем, но приходская община настаивает на том, что брак не состоялся, пока не провели публичную церемонию. Одна группа людей полагает, что она и Чизман согрешили, занявшись сексом, в то время как сама пара считает, что они осуществили консумацию законного союза, как видно из косвенной речи Алисы о «женитьбе на ее муже».
Большинству браков на всех уровнях общества предшествовала фаза ухаживания с подарками и обменом практическими и финансовыми деталями между супругами, их родителями и более широким кругом друзей и членов семьи. Молодые мужчины дарили подарки активнее, хотя молодые женщины в некоторой степени отвечали на это. Самым распространенным подарком была небольшая сумма денег. В судебных делах их называют «символами» любви, а не финансовой помощью. Так же часто дарили перчатки, которые вручались на свадьбах, похоронах и во время ухаживания; по-видимому, они считались символом памяти и привязанности. Таким образом, это были хорошие личные подарки, подходящие для начальной стадии отношений, которые были еще неопределенными и формальными. Подаренное кольцо было более интимным жестом. Кольца, как и перчатки, в качестве подарка имеют множество функций, но если пару перчаток можно было подарить широкому кругу друзей, то кольцо предназначалось только для самых близких, будь то памятное кольцо, завещанное особо близкому другу или близкому члену семьи, или символы любви. Дарение и принятие таких подарков часто приводились в качестве доказательства намерений в ходе оспариваемых брачных переговоров. Отказ от такого подарка или его возврат был убедительным свидетельством того, что чувства или обстоятельства не благоприятствуют браку.
Рис. 21. Пара неплохих перчаток. Неизвестный художник, 1560-е гг. Это дешевый нравоучительный листок в виде пары перчаток (популярного подарка), который можно прикрепить или приклеить на стену. Такие ксилографии продавались по пенни за штуку, поэтому были доступны даже рабочим, которые готовы были обойтись без нескольких пинт пива
Практические соображения, касающиеся создания дома и финансирования хозяйства, распространялись на все потенциальные союзы. Для их обсуждения часто привлекался широкий круг заинтересованных лиц: родителей, хозяев, друзей и других родственников. Им необходимо было прийти к соглашению; иногда такие соглашения могли касаться только самих будущих супругов, но большинство людей нуждалось в поддержке близких. На определенных этапах процесса брачных переговоров обещания давали в приватной обстановке, а затем публично повторяли их перед свидетелями. В идеале кульминацией была публичная церемония в церкви, а консумация брака следовала вскоре после нее. Однако по интервалам между церковными церемониями и рождением первого ребенка становится ясно, что многие люди считали секс допустимым на более ранних стадиях процесса брачных переговоров. Обычное право в Йоркшире, как представляется, было особенно благоприятно для пар, вступающих в половые отношения после объявления о помолвке. Многие общины могли предоставлять жениху и невесте значительную свободу действий, когда было дано твердое обязательство вступить в брак и заключен договор. Около трети невест в Йоркшире были беременны в день церковной церемонии. Такой обычай практически приравнивал обещание женитьбы к самому браку. Несоблюдение обещаний могло обернуться катастрофой, и люди, которые пытались разорвать их, могли подвергнуться сильному общественному давлению.
Завещания зажиточных людей из Монмутшира в Уэльсе отличаются от подобных завещаний из английских графств своей терпимостью к определенным типам внебрачных гетеросексуальных отношений. Например, в огромной коллекции завещаний, сохранившихся в графстве Эссекс, редко можно найти упоминания о доле, оставленной незаконнорожденному ребенку. Записи о крещении свидетельствуют, что небольшое количество таких детей постоянно рождалось на свет, однако отцы игнорировали этих детей из-за самой природы их появления на свет. Общественный позор, окружавший рождение ребенка вне брака, оказывал дополнительное давление на составителей завещаний, вынуждая их скрывать существование своих незаконнорожденных детей, отворачиваться от них и притворяться, что таких ошибок молодости они никогда не совершали. Однако в завещании Уоткина Томаса из Чепстоу в Монмутшире, который умер в 1576 году, такая традиция не соблюдается: «Джону Уоткину, моему внебрачному сыну (base son) от Алисы Филпотт, два моих земельных участка в Готрейё. Анне Джонс, моей жене, 10 фунтов. Уильяму Уоткину, моему внебрачному сыну от Катерины Сандерс, 10 фунтов» (слово ‘base’, внебрачный, используется для обозначения незаконнорожденных детей). Остальная часть его имущества разделена между служанками, племянницей, братом и племянником. Сексуальная жизнь Уоткина Томаса явно не ограничивалась брачным ложем, и он совершенно не стеснялся открыто это признать. Оба мальчика, рожденных им вне брака, носили его имя. Семья Томаса Джонса из Ньюпорта была такой же смешанной: Томас Морган, его старший сын, по-видимому, был рожден в браке, но Эми, Эразм и Томас указаны в качестве внебрачных детей. После смерти отца в 1577 году Эми уже была замужем и имела пятерых собственных детей, а сыновья отца были еще несовершеннолетними, так что эти дети, по-видимому, появились от разных связей с многолетней разницей в возрасте. Отец делит наследство между сыновьями и детьми Эми. В 1594 году у Джона Мориса из Кевен Ллита было по крайней мере пять незаконнорожденных дочерей — Элизабет, Элис, Эленор, Кэтрин и Энн, и всех их он оставил под опекой своей жены, Гвенлиан Джэнкин. Формулировка его завещания немного неясна, но, возможно, у него была и шестая дочь, Мария, вышедшая замуж за Джона Бина. Джон Морис относился к своим дочерям с таким уважением, что именно Элизабет, своей «второй признанной дочери (reputed daughter), он завещает остальную часть своего имущества и возлагает на нее ответственность за выплату своих долгов и исполнение завещания. Сэр Чарльз Сомерсет выдал свою внебрачную дочь Кристиану замуж за своего крестника Чарльза Вогана и в 1598 году оставил им дом и сад, а также значительную сумму наличными для их четырех детей, помимо еще большего наследства, оставленного законным детям.