– Соль, это ты?

– Д-д-да, – я не могла поверить собственным глазам. Она жива! – Урим!

Она в страхе раскрыла глаза и быстро заговорила:

– У нас нет времени! Они скоро вернутся!

– Тихо, тихо, – я присела перед подругой. Голова у меня кружилась от облегчения. – Полиция уже тут. Тебе ничего не грозит.

Она во все глаза смотрела, как я развязываю ей запястья и лодыжки. Собрав последние остатки сил, я взяла ее за руку и подняла на ноги. Боль обожгла мне плечо, но я крепко сжала зубы. Мы обе пошатывались, пока я вела служанку по туннелю; кромешная тьма расступалась. Нам даже пришлось прищуриться, когда мы вышли из туннеля. Уже почти рассвело.

– Соль-а, – прошептала Урим. Слезы заливали ей щеки и смывали подтеки крови. – Я думала, утро никогда не настанет.

Перед нами предстала хрупкая красота залитого утренним светом леса. Солнечные лучи струились сквозь ветки, касались моего лица, достигали самых глубин моей души. Я уже отчаялась дождаться дня, когда тьме придет конец. Я поддалась безысходности, что окрасила мой мир в серый цвет грозовых облаков. Безысходности, что поселила в моей душе уверенность, будто конец так же далек, как и дом, как все мои мечты, как далекие земли, что были известны мне лишь по отголоскам. Но все кончилось. Расследование подошло к концу.

Я выдохнула и прошептала:

– Наконец-то.

Раздался хруст снега под ногами. Я обернулась и увидела, как советник Чхои пробирается через толпу полицейских. Я даже не удивилась. Каждый раз, когда представлялась возможность, советник обращался к внебрачному сыну; как будто его тянуло к нему, причем не только кровными узами, но и стыдом. На этот раз советник был бледнее смерти. Он словно постарел сразу на десять нет. Мужчина остановился перед чудовищем, которого сам же и породил своим пренебрежением.

– Ты изувечил живую девушку! Убил четырех людей! – советник Чхои неверящим взглядом смотрел на сына. – Сострадание, сочувствие, жалость. Неужели эти чувства не остановили тебя?

Полицейский Сим молча стоял на коленях. Лишь через минуту он собрался с силами и заговорил, и даже тогда его голос дрожал:

– Вы… вы молили инспектора Хана доставить вам священника, но он хотел убить его собственной рукой. Поэтому я решил сделать то, от чего инспектор отказался: я предложил вам помощь в поимке священника, – в его темных глазах блестело непередаваемое замешательство. – Разве не для этого нужны сыновья?

Повисло напряженное молчание. Советник Чхои не отрываясь смотрел на сына. Сим отвернулся. Должно быть, увидел в глазах его светлости жалость. Нет ничего унизительнее, чем жалость собственного отца.

– Самоубийство.

Все взгляды взметнулись к советнику Чхои.

– Согласно чосонским обычаям, военному офицеру, который долгое время служил в столичной полиции, дозволено завершить жизнь с честью.

Деревья притихли, как если бы по лесу пронеслась волна испуга. Полицейские беспокойно переминались с ноги на ногу, и снег хрустел у них под ногами. Сим уставился на блестящий кинжал в протянутой руке советника. Может, гадал, действительно ли столь маленький клинок может лишить его крови и сколько на это потребуется времени. Он поднял глаза на полицейских, и по его лицу пролетел целый шквал эмоций – ужас осознания того, что он натворил, чувство вины, желание умереть, смешанное со страхом перед казнью, и стыд, что его могут пощадить.

Не успела я закрыть глаза, как Сим вырвался из хватки полицейских и кинулся к отцу. Похоже, больше всего он боялся стыда, боялся, что его вновь назовут Дживоном. Завязанные запястья дернулись к ножу, но в этот момент инспектор Хан схватил старого друга за плечи и кинул на мерзлую землю.

– Ты убивал, чтобы смыть с себя клеймо позора, – прохрипел инспектор. Казалось, он боится говорить громче, иначе голос его развеется. – Пришла пора платить. Тебе придется предстать перед судом.

У Сима вырвался вздох, похожий на ветер в бурную ночь, а затем мужчина рухнул лицом на землю и свернулся в клубок, как избитый мальчишка.

* * *

Полицейского Сима увели, но никто из присутствующих не сдвинулся с места. Они были совершенно не готовы к тому, что предстало перед их глазами. Хрустнула ветка: это я шагнула вперед и прошептала:

– Инспектор.

Зашелестел шелковый верхний халат. Инспектор молча повернулся ко мне и надел полицейскую шляпу с черными бусинами. Забрал у слуги меч и привязал его к поясу. Все это он проделал медленно, как улитка. Его разум и тело занимало сейчас совсем другое. Наконец он посмотрел на меня и спросил:

– Что?

Я так привыкла к роли тамо, что мигом склонилась в подчиненном поклоне – руки сложены спереди, голова опущена.

– У вас кровь идет, господин.

– Не переживай за меня.

А потом он сделал то, что меня очень удивило. Он похлопал меня по плечу. Я подняла глаза и заметила, что уголки глаз у него покраснели.

– Наше расследование с тобой, тамо Соль… Такое не забывается.

Не произнеся больше ни слова, он двинулся вперед, мимо полицейских, сквозь сосны. Я чувствовала, как остывает плечо после его прикосновения. Я шагнула было за ним, но командор Ли меня остановил:

– Пусть идет.

Он ушел в тени, отбрасываемые первыми лучами рассвета. Совсем один. Он сделал все, что было в его силах. Запах мертвых, запах крови пропитал лес настолько, что стало трудно дышать.

Беспечная птичка, знать не знавшая ничего об убийствах, залилась веселой трелью в честь нового дня.

Сестра.

Услышав эхо далекого шепота, я проснулась.

Младшая сестренка.

Я лежала среди завернутых в одеяла тамо. Вокруг раздавалось только тихое размеренное дыхание глубокого сна. Я скатилась с циновки и тяжело поднялась на ноги. В голове с невообразимой силой стучала усталость.

– Ты еще не оправилась от простуды, – предупредила меня вчера Эджон. – Тебе надо отдохнуть.

Но я не могла.

Как и в предыдущие три дня, я закуталась в стеганую форму, внутри которой за ленточку было привязано подаренное инспектором Ханом норигэ. Он купил его для младшей сестры – для меня. Как только я вышла на улицу, холод впился мне в кожу. На черные черепичные крыши и пустые дворы медленно падал снег, мерцавший на фоне облачного утреннего неба.

Все было кончено. Правда раскрыта. Старший полицейский Сим ждал суда. Инспектор Хан был жив и отдыхал после ранения. Что же тогда меня беспокоило? Что за ужас крался ко мне тысячью маленьких пауков? У меня было очень плохое предчувствие.

Я нахмурилась. Позволила ногам увести себя в западный двор, к ондолю под кабинетом инспектора. Разожгла огонь. Мысли мои были далеко, пока я веером раздувала пламя – на случай, если приедет инспектор Хан.