Удалось ли ему вернуться в Бостон, или он предпочел улететь в Европу? Никто не мог бы с уверенностью ответить ни на один из этих вопросов. Не исключалась и версия о том, что теперь мы очень не скоро что-то услышим о Томасе Пирсе или о мистере Смите.

Необходимо было искать закономерность в его действиях.

Пирс и Изабелла Калайс жили вместе три года на втором этаже в квартире в Кембридже. Входная дверь открывалась в уютную прихожую, за которой виднелась кухня. Затем начинался длинный, как в железнодорожных вагонах, коридор. Едва я вошел в эту квартиру, как был буквально сражен увиденным. Здесь все напоминало об Изабелле.

Это показалось мне несколько странным. Складывалось такое впечатление, будто эта женщина до сих пор обитала тут. Я так и ждал, что она вот-вот появится из какой-нибудь комнаты.

Почти на каждой стене висели фотографии Изабеллы. Я решил пересчитать их, но, дойдя до двадцати, бросил эту затею.

Как мог выносить все это сам Пирс? Мне было даже трудно представить себе его состояние, когда из каждого угла на тебя смотрят глаза убитой тобой женщины и молчаливо обвиняют тебя в страшном преступлении.

Рассматривая фотографии, я смог оценить и прекрасные, идеально уложенные огненно-рыжие волосы этой женщины, и ее красивое лицо, и милую улыбку. Легко можно было понять, почему Пирс так страстно любил ее. Правда, на некоторых снимках ее взгляд был каким-то отчужденным, как будто она думала о чем-то своем.

Пройдя по комнатам, я почувствовал, как у меня закружилась голова, а в животе неприятно забурчало. Что же хотел сказать всем этим Пирс? Неужели он не испытывает ни малейшего чувства вины, ни грусти, ни любви?

Размышляя над этим, я понял, что сам загрустил. Я стал осознавать, какой тяжелой оказалась жизнь для самого Томаса: ведь он не мог больше полюбить никого. Рассудок его помутился. Возможно, расчленяя очередную жертву, он втайне надеялся, что сможет, таким образом, понять самого себя?

Или же совсем наоборот: Пирс нуждался в присутствии Изабеллы. Он хотел постоянно видеть ее. Не исключено, что он до сих пор испытывал сильнейшую любовь к этой женщине. Может быть, их чувство было для него спасением? Но когда он узнал о романе с доктором Мартином Строу, он сразу же сошел с ума и стал способен на страшнейшие преступления? Как он смог убить человека, которого так любил?

И зачем ее фотографии в таком количестве до сих пор висят здесь, в этой пустой квартире? Зачем Томас Пирс мучает сам себя постоянными напоминаниями об Изабелле Калайс?

Я переходил из комнаты в комнату, и Изабелла наблюдала за мной. Что она хотела рассказать мне в эти минуты?

– Кто он такой, Изабелла? – прошептал я. – И что он задумал на этот раз?

Немного передохнув, я начал более тщательный осмотр квартиры. Теперь я обращал внимание не только на вещи Изабеллы, но и на те, которые принадлежали Пирсу. Так как оба обитателя этого дома были студентами, то меня не удивили многочисленные учебные пособия и тетради с конспектами, которые лежали здесь повсюду.

Затем я обнаружил занятную подставку для пробирок с набором пузырьков, в каждом из которых находился самый обыкновенный песок. На пузырьках оставались приклеенные этикетки с названиями известных курортов: Лагуна, Монтаук, Нормандия, Парма, Вирджин Горда, Оаху. Мне показалось это несколько странным. Пирс запечатал в крошечных склянках нечто бесконечное и огромное, да еще сумел дать каждой из них название и каким-то образом систематизировать.

Так что же лежало в основе всех убийств мистера Смита? Какой принцип использовал он при выборе жертв? Как это все объясняется?

Здесь же я обнаружил два горных велосипеда и два шлема. Изабелла и Томас много катались по Нью-Гемпширу и Вермонту. Я все более убеждался в том, насколько сильно он любил ее. А потом внезапно его любовь превратилась в такую яростную ненависть, которую не каждый из нас может себе представить.

Я вспомнил, что в первых полицейских отчетах из Кембриджа состояние Пирса описывалось, как «искреннее неутолимое горе». Вот что рассказывал один из копов, непосредственно присутствовавший на месте преступления: «Он поражен, удивлен, полностью обескуражен случившимся. Сердце его разбито навеки. Разумеется, Томаса Пирса нельзя подозревать в том, что здесь произошло».

Что еще? Что же еще? Ну, должна же существовать хоть какая-то зацепка. Тут просто должна быть закономерность, некая система.

В коридоре висел плакат с цитатой, заключенной в рамку. Надпись гласила: «Без Бога мы были бы обречены на полную свободу». Кто это сказал? Кажется, Сартр. Интересно, чей образ мыслей походил на это изречение? Воспринимал ли Пирс такие слова серьезно, или для него это была простая шутка? Меня особенно заинтересовало слово «обречены». Неужели Томас Пирс тоже считал себя обреченным человеком?

В спальне стоял большой книжный шкаф, где мне сразу бросился в глаза прекрасно сохранившийся трехтомник Менкена «Американский язык». Он лежал на самом виду. Очевидно, такое уникальное издание Пирс получил как награду за свои успехи в учебе. А может быть, это подарок? Мне вспомнилось, что у Пирса в институте было два профилирующих предмета: биология и философия. Кстати, здесь, в квартире, я нашел множество книг по данному предмету. На корешках значилось: Деррида, Фуко, Жан Бодрийяр, Хайдеггер, Хабермас, Сартр.

Кроме того. Пирс увлекался языками. Я увидел стопку словарей: французские, немецкие, английские, итальянские и испанские. Подарочный экземпляр двухтомного Оксфордского словаря с таким мелким шрифтом, что для работы с этими книгами приходилось использовать лупу.

Над рабочим столом Пирса висела диаграмма, графически изображающая частотные характеристики звучания человеческого голоса. И еще одна цитата: «Язык – это больше, чем речь». На столе покоилось целое собрание произведений известного лингвиста Ноэма Хомски. Об этом ученом я смог припомнить только то, что он первым предложил считать язык сложным биологическим компонентом. Разум же он рассматривал как некий набор ментальных органов. А может быть, я и ошибался.

Сейчас я раздумывал над тем, какое вообще отношение к Смиту и убийству Изабеллы Калайс имеет и лингвист Ноэм Хомски и, например, эта диаграмма частот человеческого голоса.

Погрузившись в свои мысли, я вздрогнул от неожиданного резкого звука, раздавшегося в противоположной стороне квартиры, на кухне.

Я считал, что нахожусь здесь в полном одиночестве, поэтому на всякий случай достал «Глок» из наплечной кобуры и двинулся вдоль коридора. Потом перешел на легкий бег.

Ворвавшись в кухню с оружием наготове, я только тогда понял, что именно издавало этот звенящий звук. Дело в том, что я прихватил с собой переносной компьютер Пирса, когда уезжал из Принстона. Томас оставил его в гостиничном номере. Может быть, преднамеренно? Что означала его поспешность? И есть ли в этом вообще какой-то смысл, какая-то зацепка? Итак, источником звука был сигнал этого самого компьютера, сообщавший о поступлении электронной почты.