нарабатывать заново. Леснер с любопытством наблюдал с балкона, как Лехат то появляется, то исчезает, осваивая толерантное хождение по открытой местности. «Молодец, Кирюша, за две минуты попался мне на глаза четыре раза. А если перестанешь бабу слушать, то, может, и получится из тебя что-нибудь…» Следующие двое, на кого обратил внимание Леснер, были продюсер Атанесянц и режиссер Гулмасянц. Почему двое? Да потому что действовали они и перемещались в пространстве в неразрывной связке. Идеально дополняя друг друга, как ведущий и ведомый образцового военно-воздушного истребительного полка. Гулмасянц был из тех, кого на зоне попросту называли бы вором-крысятником, однако в вежливой телевизионной среде таким дают определение «своеобразный». Опытный, убеленный сединами Атанесянц по жизни его прикрывал. Организовав компанию «Медиа-паркер», они даже и не планировали ни съемок, ни работы над сценариями. Объектом их интереса была только та наличность, которая хранилась в сумках, портфелях и карманах посетителей офиса, а также собственного младшего персонала. За длинным столом переговоров представительный Атанесянц увлекал заказчика монологом о возможностях своей компании, в то время как Гулмасянц, в совершенстве овладевший ремеслом щипача, исследовал портфель гостя. Проверялись также сумки нанимавшихся на работу – тех, что велись на объявления, расклеенные в ГИТИСе, ВГИКе и Суриковском училище: «Продюсерская компания «Медиа-паркер» принимает на работу режиссеров, сценаристов, операторов и художников. Стаж работы по специальности не обязателен. Нам нужны все!»

«Ладно, пусть потусуются… Такие только на пользу нашим отдыхающим, – подумал Леснер, после того как неразрывная парочка исчезла из поля зрения, завернув в дискотечное помещение. – А вот этого типа я не хочу…»

На этот раз речь шла о господине Барбуа, который, потягиваясь, вышел из домика под номером восемь. Игорь Иосифович Барбуа был известен как успешный фрилансер и мастер входить в доверие высоких фигур. Одно время Барбуа позиционировал себя как руководитель студии компьютерной анимации и загадочно поднялся, так и не создав ни одного мультфильма. Причину феномена Барбуа выяснили позже. Оказалось, что это своеобразная узаконенная разновидность киднеппинга. Игорь Иосифович знакомился с детьми богатых родителей, то есть с раздолбаями подросткового возраста, заводил с ними дружбу, затем заинтересовывал и обрабатывал клиента таким образом, чтобы просьба на инвестицию очередной задумки исходила как бы от самого подростка. Иной отец своего ребенка не скупился, радуясь, что родное чадо наконец-то займется делом, а не наркотой. А в это время Барбуа уже подыскивал следующий источник доходов. Говорят, что таким образом он развел обладателя режиссерского «Оскара», очаровав его внебрачного сына, который мечтал пойти по стопам отца. Но после этой операции у Барбуа появились проблемы со здоровьем. Он располнел, и, кроме того, прогрессировала базедова болезнь. Становясь все более похожим на Надежду Константиновну Крупскую, Барбуа распугивал предпринимателей, отчего пришлось носить темные очки. А такие очки, как известно, мешают их обладателю выглядеть искренним. Сейчас же Леснер расценил его приезд на Селигер как одну из последних попыток крупно заработать, и, по непроверенным разведданным, объектом атаки должна была стать дочь Леснера, Катенька… «Кто ж его пригласил? – раздумывал Михаил Юрьевич, пока Барбуа потягивался, стоя на крыльце. – Наверное, Эзополь. Как-то вместе они в шахматы играли… Что же, придется опустить Эзополя. Заодно покажем, кто в доме хозяин. Эх! Всё как всегда! Хочется праздника, а понаехала шелупонь! Где приглашенная Гвинет Пэлтроу? Где Брэд Питт? Где хотя бы режиссер Бекмамбетов?»

Засунув оба указательных пальца в рот, Леснер свистнул, да так, что разом вздрогнули и застыли все отдыхающие.

– Эй, Кирюша! – Леснер с балкона обратился к Кириллу Лехату, который попался на глаза в пятый раз. – Скажи Барбуа, да, вон тому самому, что стоит возле восьмого домика… Скажи ему, чтоб собирал манатки и проваливал из пансионата. Даю ему полчаса. Стой, куда побежал?! Это не все. Зайди в шестой домик, разбуди Апокова и передай, чтоб на всех парах мчался ко мне. Стой! Куда опять побежал? Учись слушать до конца. Забежишь в одиннадцатый домик к начальнику охраны. Скажешь, чтоб подогнали к моему крыльцу «Тимошу». Но пусть сначала позвонит на мой мобильный. Я мобильник куда-то запропастил, найти не могу. Теперь все. Беги!

Леснер вернулся к себе в спальную комнату и через полминуты услышал КВНовские позывные своего мобильного. Оказалось, телефон лежал под подушкой. «А все-таки молодец Лехат. Догадался, что трубка важнее всего, и начал обход с одиннадцатого домика…» Еще через минуту зашел Апоков с помятым утренним лицом.

– Вызывал, Михаил Юрьевич?

– Кто? Я?

– Да, ты…

– Нет.

* * *

Воздух наполняли смешанные запахи сосновой смолы, можжевельника и травы завезенного канадского газона. Клавесин, спрятанный за стрижеными кустами барбариса воспроизводил нежную, звенящую, незатейливую мелодию. Двое молодых аниматоров в такт, не нарушая ритма, подталкивали сиденья качелей, оплетенных искусственной виноградной лозой. На качелях сидели и разговаривали Александр Буревич и Юрий Эзополь. Несмотря на давнее знакомство еще с институтского порога, обращались друг к другу они исключительно на «вы» и по имени-отчеству, подавая пример уважительного отношения для рядом стоящих сотрудников.

– Люблю осень, – вздыхал Буревич. – Ощущаешь себя прямо как в детстве, в далеком счастливом детстве. Разве что не хватает бегающих, маленьких, щебечущих сверстников… Беспорядочно наваленных кленовых листочков, шуршащих под маленькими ботиночками… А вместо этих ребят-аниматоров, которые сейчас нам помогают погрузиться в воспоминания, были мама и папа. И вот так же спокойно, без рывков, без больших амплитуд они меня раскачивали. Клавесина, правда, тогда не было, но его заменял радиоприемник. Давно-давно, еще в советские времена, папе удалось купить импортный приемник с большим диапазоном. И он всегда мог выйти на частоту, где транслировалась хорошая музыка.

– А у моих родителей был клавесин, – улыбнулся Эзополь. – На улицу они его, правда, никогда не выносили, но в квартире давали поиграть.

– И получалось?

– Нет, Александр Витальевич, не очень. И фортепиано не поддавалось, и скрипка не пошла… А вот в шахматы играл с детства неплохо, и с удовольствием. Отца обыгрывал, деда обыгрывал, соседа обыгрывал, а уж сверстников – само собой…

– По вам это видно, Юрий Михайлович, умеете думать на несколько шагов вперед. Приятно беседовать с таким человеком.

– И с вами приятно беседовать, Александр Витальевич. И не только на лирико-музыкальные темы…

Буревич внимательно посмотрел на Эзополя. Затем повернулся, обращаясь к молодым аниматорам, которые подталкивали сиденья.

– Вы вот что, ребята… Большое спасибо за моральную, так сказать, поддержку. Но нам с Юрием Михайловичем хотелось бы остаться вдвоем. Так что идите погуляйте, а мы пока сами как-нибудь покачаемся.

Молодые люди ушли. Еще некоторое время Буревич с Эзополем раскачивались сами. Но на этот раз с одинаковой амплитудой не получалось. Поэтому качели пришлось остановить, чтобы спокойно продолжить начатый разговор. По молчаливому согласию обращались друг к другу опять же на «вы», подчеркивая серьезность обсуждаемой темы.