— Причем болезнь должна быть очень редкой, раз операцию не покрывает медицинская страховка, — внес профессиональное уточнение док.

— Да нет, — протянул Рэй, — тут дело не в болезни. Я думаю, он собирался отдать все вырученные деньги на благотворительность. Кого поддержать хотели? — полюбопытствовал он у шантажиста. — Детей-сирот или, быть может, бездомных кошечек? Или хотели сделать пожертвование в организацию по защите среброзубых стрекоз на планете Кохатол?

Вид у кэпа, когда он высказывал эти предположения, был прямо-таки дружелюбным, словно он действительно верил в то, что говорил.

— Все не так, — принялся оправдываться похищенный. — Увидев ее в кафе, я понял, что она по-прежнему носит маску и скрывается. Значит, скорее всего, на ее совести тяжелое преступление. Вот я и решил проверить. Если придет на встречу, следовательно, рыльце у нее в пушку, и надо сообщать в полицию. А если не придет, значит, все невинно, и я могу больше об этом не вспоминать.

— Совестливый ты наш! — с доброй улыбкой похвалил Рэй. — Что же ты, такой законопослушный, взялся работать над маской, когда тебе ее заказали? Понимал же, что без причины такие вещи не покупают?

— Ну… — художник слегка стушевался, — каждый зарабатывает на жизнь как может.

Рэй и Брэн синхронно закатили глаза, после чего понимающе переглянулись.

— Если бы ты знал, от скольких людей и нелюдей я слышал эту фразу, — поделился опытом кэп. — И от торговцев наркотиками из системы Рейзы, и от космических пиратов с Миенга, и от дуэллийских грабителей, и от проституток Истерны. «Не я такой, жизнь такая».

— …и если сдать меня в химчистку, вы сразу же увидите мой белый и пушистый хвост, — охотно подхватил Брэн.

— Хороший у вас круг знакомств.

Эту ехидную реплику просто обязана была произнести Гайка, но ввиду ее отсутствия я решила принять эстафету.

— Он еще лучше, — заверил док. — Наш капитан всего лишь постеснялся продолжить список.

— Так, а с этим-то экспонатом что будем делать? — возвратил нас, если можно так выразиться, с небес на землю Кен.

— Есть варианты, — охотно сменил тему Брэн, степенно обходя вокруг койки.

Шантажист не отрывал от него затравленного взгляда.

— Например, у нашего бортового врача есть чудо-таблетка, превращающая людей в миенгов, — припомнил недавнюю шутку-страшилку дока Рэй. — Каких-то полчаса — и у человека вырастают две дополнительных руки.

— И еще два глаза, — подсказала я. — Хороший вариант. — Это я уже обратилась непосредственно к «пациенту». — С четырьмя глазами гораздо удобнее наблюдать за окружающими и выискивать новую жертву для шантажа.

— Я не хотел! — провыл тот. — Говорю же, это была всего лишь проверка!

— А мы тоже всего лишь проверим, долго ли проживет человек с такими изменениями в организме. — Я оставалась непреклонна.

— А я предлагаю проще, — неожиданно отступился от собственного предложения Рэй. — Давайте не будем отращивать ему новые части тела. — И, стоило пленнику благодарно закивать, добавил: — Лучше оторвем пару уже имеющихся.

Жертва нашего произвола заметно задрожала, но тут вмешался док:

— Э нет, такого я не потерплю! Я, знаете ли, все-таки врач, давал клятву Гиппократа. Да и вообще, зачем отрывать, когда можно спокойно и аккуратно отрезать? В нашем распоряжении столько прекрасных инструментов — лазер, скальпель, хирургические ножницы, в конце концов!

Стоит отметить, что Брэн и правда, пока пациент спал, успел выудить из шкафов и красиво разложить на столе многочисленные медицинские инструменты, в том числе и те, которые больше напоминали орудия для пыток. Раскладывал с вдохновением, будто натюрморт рисовал.

Еще пару минут мы потрепали художнику нервы молчанием, которое порой эффектнее слов. Затем Рэй с ножом в руке подошел к изголовью кушетки и принялся проникновенным голосом объяснять:

— Значит, так. Из сегодняшнего происшествия тебе следует извлечь три урока. Первый: шантажировать нехорошо. — Он выдержал паузу, чтобы эта глубокая философская мысль в полном объеме проникла в сознание пациента. — Второй: как видишь, личность нашей подруги уже не является секретом, так что шантажировать ее еще и бессмысленно. И наконец, последнее: ты можешь идти отсюда в полицию, звонить в службу безопасности Новой Земли, писать хоть президенту Южного континента. Но даже не вздумай обращаться в представительство ВБС и сообщать им об экипаже звездолета класса Т-397, высадившемся на Освальде и интересующемся освеномами. Иначе у тебя будут большие проблемы.

С этими словами он перерезал ремни, которыми были стянуты руки художника, и, предоставив «пациенту» самостоятельно освобождать себе ноги, отошел, дабы включить компактный кругляш переносного коммуникатора.

— Аркадайос, готовимся к взлету, — передал он.

— А вот это, — Кен помахал перед носом шантажиста планшетом, на котором по-прежнему хранились эскизы моей маски, — я, пожалуй, оставлю себе.

Уже позднее, когда художник был выпущен с корабля, точнее, выброшен с высоты пары метров, а мы благополучно удалялись от вечно ураганной планеты с названием Освальд, Брэн вздохнул, тоскливо разглядывая непригодные ремни.

— А что, просто расстегнуть было нельзя?

— Так выходило более поучительно. — Рэй без особого раскаяния передернул плечами.

— Ну-ну. А не звонить в ВБС ты ему зачем посоветовал? — насмешливо поинтересовался док, особенно выделив частицу «не».

— Разве не очевидно? Чтобы он сразу побежал это делать. Информация постепенно дойдет до кого надо, они получат подтверждение тому, что мы относимся к угрозе серьезно и продолжаем ею заниматься. Чем черт не шутит, может, и сами лишний раз задумаются. При этом вычислить нас они не смогут, поскольку иметь прямого отношения к звонку мы не будем.

— Красиво, — признал врач. — Неплохая комбинация.

— Ну так не первая же, — хмыкнул Рэй.

Прошло еще два часа. Корабль давно погрузился в сон. Даже Аркадайос уединился с Иолетрией в их общей каюте, предоставив автопилоту управлять звездолетом до условного общекосмического утра. Гайка сладко сопела на верхней полке, обхватив рукой подушку.

Я же ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Вновь надетая маска давила как никогда, и это невзирая на недавний весьма продолжительный перерыв в использовании. Откровенно говоря, давила она не столько на лицо, сколько на психику. Она душила меня, как душила необходимость находиться в четырех стенах в рамках узкой корабельной каюты. Клаустрофобия была не свойственна мне не более, чем боязнь высоты, но непосредственно сегодня, как видно, сработали основательно сдавшие нервы. На протяжении последних недель они будто сжимались глубоко во мне в маленький плотный клубок. Давление внутри шара постепенно усиливалось, энергия требовала выхода, и все это было просто обязано привести к взрыву.