Мне всегда везло с людьми, которые возились с Сашкой. Прежде всего — это его первая учительница в школе. Мне никогда не было так стыдно, как в тот день, когда я пришла его записывать в спецшколу. Совершенно не потому, что я хотела его отправить исключительно в престижное заведение, — просто она оказалась напротив дома. На все вопросы, которые ему там задавали (полагалось пройти некое тестирование), он отвечал: не знаю, не знаю. Меня это крепко бесило, я же точно знала, что он может ответить на все вопросы — восемь птичек, четыре птички на одной ветке. Но у него срабатывала защитная реакция. Учительница мне говорит: «Ирина Константиновна, не волнуйтесь, мы и не таких детей выучивали».

Потом у меня дома группа детей стала заниматься английским языком. Дочка Оли Морозовой Катя, мой Сашка, сын моей подруги, с которой мы вместе лежали в роддоме, тоже Саша, — в общем, пятеро детей. Я тогда себе придумала отговорку, что ребенок спортсменов выдающимся умом похвастаться не может. Так как занятия проходили у нас дома, Сашка все время выкидывал разнообразные фокусы. Один раз вышел на занятие в горнолыжном шлеме. Хоть как-то привлечь к себе внимание, не знаниями, так поведением. Как-то выделиться среди этой группы в пять человек. Это у него всегда получалось замечательно, он ужасно смешной.

Маленьким был трусливым. Не дай бог, до крови поцарапается. Врачей боялся панически. Парикмахерская недалеко, на Гоголевском бульваре. Я туда с ним приходила каждый раз разными путями. Все равно начинался крик и вопль. Ногти ему стричь — просто мука. Есть он никогда не хотел, с детства, даже когда был маленький, грудной. Но бабушка его откормила. Мы с Зайцевым приехали с Олимпиады, Сашка такой громадный, тяжелый. Я ей звоню: «Мама, как его кормить, он не ест совсем?» Она говорит: «Ты ему песенки пой!» Как мне запеть, у меня ни голоса, ни слуха? Я говорю: Зайцев, давай пой. Зайцев завел все матерные частушки, что знал, и под этот концерт мы ребенка кормили.

Мне до сих пор больно вспоминать, что когда начались семейные неурядицы, они на нем слишком сильно сказывались. Наши с Зайцевым взаимоотношения, развод, появление другого мужчины в доме, Алена. Саша все эти изменения сильно переживал.

Зайцев его обожал. И глупость многих его поступков диктовалась не желанием сделать мне больно, а тем, что он считал, что его сын обижен.

По характеру Сашка добродушный. Если ему давали какие-то деньжата, он тут же их тратил. Причем не на себя, а на всех друзей, которые оказывались рядом. У Аленки всегда денежки водились, и она их, как мышка-норушка, куда-то обязательно прятала. Мы спустились с нашей горы в Лос-Анджелес покупать всем подарки к Рождеству. Стою, разглядываю на витрине жемчуг, который мне понравился: кольцо и серьги. Сашка мне говорит: «Мам, нравится — покупай». Я говорю: «Шура, мне денег не хватает». Он вытащил все свои деньжата. Я говорю: «Зайчик, ну все равно не хватает». Он так глянул на Алену. А у нее на животике сумочка была с денежками. Он говорит: «Алена, давай деньги!» Она уточняет: «А сколько не хватает?» Она сначала все-таки выясняла.

Когда мы с Миньковским разошлись, я очень боялась: какие будут отношения у детей? Поскольку у них разные отцы, а у отцов разные финансовые возможности. А вышло так, что Аленка, если ей что-то бабушка или отец покупали, требовала, чтобы на такую же сумму купили и подарки Сашке. Саша же вырос совершенным бессребреником, и отношение к деньгам у него близко к равнодушному.

Он очень нелегко свыкался с Миньковским. Самым ужасным для меня было время, когда мы с Миньковским уже договорились, что разъезжаемся, но не расходимся, а будем оформлять только раздельное проживание (есть такая юридическая форма развода в Америке). Буквально два или три дня прошло после нашего разговора, я еду с Сашкой, везу его на хоккей. И он мне в машине говорит: «Мама, может мне уже Леню называть папой?» Я чуть в столб не врезалась. Я начала объяснять: Саша, отец у человека только один, еще много людей встретится в жизни, кто тебе поможет.

Сашка на весь наш период «деления» Алены встал не на мою защиту, а на защиту сестры. Когда мы ехали в суд, он взял ее за руку и с ней вместе все время сидел. Не пошел в этот день ни в школу, ни на тренировку. Даже когда в суде появился Миньковский, он все равно от Алены не отходил ни на шаг. У него есть понятие — старший брат. Они маленькими очень дружили и дружат по сей день. Алена покрывала брата во всех его проделках.

Однажды я заметила, Сашка начал шепелявить. «Саша, что случилось?» И тут я выясняю, что в один из моих отъездов он язык проколол. Пирсинг. Я спрашиваю: «Саша, это что, девочкам больше нравится или мясо вкусное?» Так шутками вернула его в нормальное состояние. Причем Алена стояла насмерть, брата не выдавала, а она, естественно, была посвящена во все события. Не выдает его ни за что, даже сейчас. В следующий раз смотрю, у него громадный лейкопластырь на руке. Я: «Что это?» — «Да ударили на хоккее, пятое, десятое». Потом выясняется, что он сделал себе тату — цветной российский флаг, и это в Америке!

Он всегда свою комнату очень оберегал. Даже когда мы в большой дом въехали, первым делом он перед входом в свою комнату написал: «If you name Alena, don't come in» («Если тебя зовут Алена, не входи»). Пару раз я их растаскивала, когда она к нему лезла, Сашка буквально ее головой в унитаз засовывал. Причем один раз это случилось после того, как я ей помыла голову. А для нее Сашина компания, где все мальчишки Сашкиного возраста или чуть постарше, предел мечтаний. Семь лет разницы! Она за ними как хвост моталась, а они на нее ноль внимания.

Я ему купила машину в шестнадцать лет, себе так машину не выбирала, джип «Wrangler»! Мне самой когда-то очень хотелось такую. Он сделал усиленные колонки, ездил вокруг нашего озера и гремел по берегам Цоем и Высоцким. Народ американский не понимал, в чем дело. Лихой, шкодливый, но закрытый при всей своей доброте. Многое я узнавала потом, когда событие уже прошло. Раз он на машине перевернулся. Мне на каток звонят, представляются: шериф такой-то, округ такой-то. Оказывается, Сашка гонял по объездной дороге. Хотел сократить путь, а там галька. Машина тяжелая, «Ram 3000», грузовичок. Ему все время хотелось такую, с кузовом, в нее удобно сумки хоккейные бросать. Дерево задержало машину, и это его спасло.

Хоккеем он занимался серьезно. Играл в школе и в колледже. Благодаря тому что он входил в команду, ему дали, по сути, бесплатное образование. В южной части Калифорнии в своей возрастной группе они аж третье место заняли. Для меня это как первенство жэков города Лос-Анджелеса. Но благодаря хоккею Саша сошелся с ребятами, хоккей дал ему настоящих друзей.

Конечно, у меня с детьми по большому счету получилась настоящая трагедия. Они пока этого не понимают. Я же целые дни работала, и они во многом были предоставлены самим себе. Мы стали терять общий язык — это почти у всех родителей и детей происходит, — мы стали терять язык в прямом смысле слова. Алена же у нас англоязычная, она в Америку попала маленьким ребенком, ее русский оставляет желать лучшего. Причем, что странно, у Алены переход с одного языка на другой идет логично и нормально. У Саши не так, у него существует отдельно английский, отдельно русский. Когда я говорю: «Саша, как это будет по-русски?» Он на меня долго смотрит и говорит: «Не знаю, возьми словарь». Я сначала решила, что он просто ленится или подшучивает надо мной. Ничего подобного.