Действительно, даже дочь императора Ольга Николаевна, которая не могла не сочувствовать матери, относилась к фаворитке отца с большой симпатией. В своем дневнике она писала: «Варенька Нелидова была похожа на итальянку со своими чудными темными глазами и бровями… была веселой, она умела во всем видеть смешное, легко болтала и была достаточно умна, чтобы не утомлять… она была прекрасна душой, услужлива и полна сердечной доброты…».

За 17 лет она ни разу не воспользовалась своим положением в корыстных целях: любовь к Николаю Павловичу была единственным смыслом ее существования. Анна Тютчева, присутствовавшая в Зимнем дворце в последние часы жизни «железного» императора, вспоминала: «В то время как мы шаг за шагом следили за драмой этой ночи агонии, я вдруг увидела, что в вестибюле появилась несчастная Нелидова. Трудно передать выражение ужаса и глубокого отчаяния, отразившееся в ее растерянных глазах и в красивых чертах, застывших и белых, как мрамор… Видно было, что безумие отчаяния овладело ее бедной головкой. Только теперь, при виде ее, я поняла смысл неопределенных слухов, ходивших во дворце по поводу отношений, существовавших между императором и этой красивой женщиной, отношений, которые особенно для нас, молодых девушек, были прикрыты с внешней стороны самыми строгими приличиями и полной тайной. В глазах человеческой, если не Божеской, морали эти отношения находили себе некоторое оправдание, с одной стороны, в состоянии здоровья императрицы, с другой – в глубоком, бескорыстном и искреннем чувстве Нелидовой к императору. Никогда она не пользовалась своим положением ради честолюбия или тщеславия, и скромностью своего поведения она умела затушевать ту милость, из которой другая создала бы себе печальную славу».

В эти последние роковые часы все участники драмы проявили свои характеры. Императрица, не отходившая от постели мужа, спросила, не желает ли он проститься с некоторыми близкими людьми, назвав среди них и Вареньку. Умирающий с благодарностью пожал руку жены: «Нет, дорогая, я не должен больше ее видеть, ты ей скажешь, что прошу ее меня простить».

На другой день после смерти императора Нелидова отослала в «Инвалидный капитал» 200 тысяч рублей, которые он ей оставил («Инвалидный капитал» был основан по частной инициативе в 1813 году и служил для обеспечения пенсиями и пособиями раненых военнослужащих, вдов и детей убитых воинов. – И. С.). Она не хотела никакой «платы за любовь», хотя была бедна, едва сводила концы с концами. Александра Федоровна тоже повела себя благородно: распорядилась, чтобы Варваре Аркадьевне выделили час, когда она смогла бы находиться в траурной комнате наедине с телом Николая Павловича.

Последние годы фаворитка Николая I доживала в семье своей сестры, от имени которой и было опубликовано в газетах сообщение о смерти фрейлины двора его величества. Шел 1897 год. На троне был правнук ее возлюбленного. Но еще жив был младший сын Николая Павловича Михаил, тот самый, чье рождение в далеком 1832 году послужило причиной отдаления его родителей друг от друга и открыло путь к сближению императора с очаровательной Варенькой Нелидовой. Михаил и присутствовал на панихиде по усопшей. Единственный из семьи Романовых.

Крымская война, которую Петербург начинал с твердой уверенностью в легкой победе, стала крушением всего, во что верил, что 30 лет строил Николай I. К потрясению от неожиданных поражений и измен союзников добавилась тяжелая болезнь жены. Несколько дней жизнь ее была в опасности. Он не мог справиться с отчаянием. Анна Тютчева, находившаяся в Гатчинском дворце, где лежала больная, вспоминала: «Вид государя пронизывает сердце. За последнее время он с каждым днем делается все более и более удручен, лицо озабочено, взгляд тусклый. Его красивая и величественная фигура сгорбилась под бременем забот, тяготеющих над ним. Это дуб, сраженный вихрем, дуб, который никогда не умел гнуться и сумеет только погибнуть среди бури. Со времени болезни императрицы, при мысли о возможности ее смерти, несчастный император совершенно утратил бодрость духа. Он не спит и не ест. Он проводит ночи в комнате императрицы, и так как больную волнует мысль, что он тут и не отдыхает, он остается за ширмами, окружающими кровать, и ходит в одних носках, чтобы его шаги не были ей слышны. Нельзя не быть глубоко тронутым при виде такой чисто человеческой нежности в этой душе, столь надменной по внешности. Господь да сжалится над ним и сохранит ему самое дорогое для него существо в ту минуту, когда у него уже все отнято».

Их младшие сыновья, Николай и Михаил, находились в это время в Севастополе, на передовой. Император попросил главнокомандующего, Александра Сергеевича Меншикова, дать им отпуск на несколько дней, если не предвидится никаких решительных действий и если их внезапный отъезд не произведет неприятного впечатления на однополчан. Он хотел поддержать больную. Надеялся, что встреча с сыновьями ее взбодрит. А уж если… то она хотя бы попрощается со своими любимыми мальчиками.

Она, конечно же, была рада взглянуть на сыновей. Но настояла на немедленном их возвращении в действующую армию: «Очень радостно увидеться, это даст нам силы для новой разлуки». Вот вам и легкомысленное, безответственное существо.

После короткой встречи с сыновьями она быстро пошла на поправку. Но радость от выздоровления была недолгой. Она начала выходить перед самым новым годом, 1855-м. А 17 февраля Николай, провожая солдат, уезжавших на фронт, простудился. Он сгорел за два дня. Это вызвало пересуды: мол, не отравился ли? Но, думаю, он просто не выдержал свалившихся на него бед, а, может быть, перед концом понял, как много непростительных ошибок совершил, в какую бездну вверг страну.

Александра Федоровна не покидала умирающего ни на минуту. Перед смертью он хотел видеть только ее: «Ты была моим ангелом-хранителем с того мгновения, как я тебя увидел, и до этой последней минуты». Держа его слабеющую руку, она прошептала: «Я хотела бы уйти с тобою. Как радостно было бы умереть вместе». Он ответил: «Не греши. Ты должна сохранить себя ради детей, отныне ты будешь для них центром». Она, как всегда, выполнила его волю – прожила еще пять лет. Переселилась из Зимнего в Аничков дворец – в «Аничков рай», как он когда-то называл их первое семейное гнездо. Там их любовь еще ничто не омрачало…

Она признавалась невестке, уже императрице, Марии Александровне: «Я горячо молилась всю свою жизнь, чтобы мы могли умереть вместе, но если один должен был пережить другого, лучше мне испытать Это горе. Что бы сталось с ним без меня?» И эту женщину смели называть слабой, капризной…

В последние годы уже не было ни балов, ни приемов (это у ее свекрови настоящая светская жизнь началась после смерти мужа). Александра Федоровна виделась только с семьей и узким кругом близких – наконец-то только с теми, кого хотела видеть, а не с теми, кому по обязанности должна была уделять внимание. Ей подолгу приходилось жить в Ницце – врачи считали средиземноморский климат единственным, что может поддержать ее здоровье. Она старалась помогать многочисленным соотечественникам, которые тоже лечились на Лазурном берегу. До сих пор православную церковь в Ницце, построенную на деньги русских, украшает иконостас, пожертвованный Александрой Федоровной. Пребывание вдовствующей императрицы на юге Франции недешево обходилось казне, и она (та, которую так любили обвинять в расточительности!) отказалась от лечения в Ницце. Уговоры врачей, мольбы обеспокоенного ее здоровьем сына не помогли. Она решила вернуться в Петербург.