Когда она вышла, на ней была пара тонких черных брюк и водолазка. И она не могла отвести от себя глаз. Ее тело казалось намного меньше без всех этих нижних юбок.

— Ну, как тебе? — спросила Бэт.

— Необычно. Легко. Просто.

Марисса прошлась босыми ногами.

— Чувствую себя немного голой.

— Я полнее тебя, поэтому они немного мешковаты. Но выглядят отлично.

Марисса вернулась в ванную и посмотрела на себя в зеркало.

— Думаю, они мне нравятся.

Вернувшись в Яму, Бутч побрел в свою комнату. Он принял душ в полной темноте, не желая видеть себя — пьяного и испуганного. Стоя под струями, он надеялся, что холодная, как в Антарктике, вода поможет его отрезвить.

Грубыми руками он намыливал себя, но когда дошел до члена, старался не смотреть вниз. Не мог этого вынести. Он знал, что он смывает со своего тела, и его грудь горела при мысли о крови, которая осталась на внутренней стороне бедер Мариссы.

Боже… он чувствовал себя убийцей. Он думал, какого черта он сделал то, что сделал. Он не знал, зачем он потом сделал это ртом, и откуда вообще возникло это желание. Но только ему казалось, что это было правильно.

О… черт. Он не мог думать обо всем, об этом.

Быстро намылил голову шампунем. Быстро смыл. Потом вышел из ванной. Он не стал вытирать тело, просто сел мокрый на кровать. Воздух холодил влажную кожу, и этот холодок был как надлежащее наказание. Он подпер подбородок кулаком и уставился перед собой. В тусклом свете подающем из-под двери, он видел кучу одежды, которую Марисса сорвала с него ранее. Ее платье на полу.

Он вернулся к тому, во что был одет. Этот костюм не был его, не так ли. Ни рубашка, ни носки, ни туфли. Ничего из того, что на нем одето ему не принадлежало.

Он посмотрел на часы на запястье. Снял их. Они упали на ковер.

Он живет не на своем месте. Он не тратит собственных денег. У него нет работы, нет будущего, он был как домашний ухоженный питомец, а не человек. И как бы он ни любил Мариссу, после того, что только что произошло на заднем дворе, он понимал, что вместе они не смогут быть никогда. Их отношения были бы жутко разрушительными, особенно для нее, она была так растерянна, и, вот черт, это была не ее вина, она страдала, и все это из-за него. Черт, она заслуживает гораздо большего. Она заслуживает… черт, она заслуживает Ривенджа, этого чистокровного аристократа. Рив сможет заботиться о ней, дать то, что ей нужно, выходить с ней в свет, быть ее мужчиной на протяжении веков.

Бутч встал, подошел к шкафу и достал сумку Гуччи… потом понял, что не желает брать с собой что-либо из этой жизни, когда уйдет.

Отбросив сумку в сторону, он натянул джинсы и рубашку, сунул ноги в кроссовки, нашел свой старый бумажник и комплект ключей, которые привез с собой, когда переехал к Вишесу. Он смотрел на металлическое переплетение простого серебряного кольца и вспомнил, что еще тогда, в сентябре он не стал ничего делать со своей квартирой. Что же, спустя все это время, его хозяин должен был уже давно все вычистить и выбросить его вещи. Что было хорошо. В любом случае, он не хотел туда возвращаться.

Оставив ключи, он вышел из комнаты, и только тогда понял, что у него нет машины. Он посмотрел себе под ноги. Получается, он уйдет отсюда на своих двоих, а потом поймает машину.

У него не было готового плана, что он собирается делать и куда он пойдет. Он знал только то, что уходит от Братьев и Мариссы, и все. Ну, он также знал, что для того, чтобы покончить со всем этим, ему придется уехать из Колдвелла. Возможно, он двинется на запад или куда-то еще.

Войдя в гостиную, он почувствовал облегчение, что здесь не было Ви. Прощание с другом было бы почти таким же ужасным, как прощание с его женщиной. Так что, не было причины для прощальных разговоров.

Черт. Что Братство собирается делать по поводу его ухода? Он знал о них слишком много — как бы то ни было. Но он не мог остаться, и если это означало конкретные действия против него, он уверен, что его мучениям будет положен конец.

И что насчет того, что Омега сделал с ним? Ну, полного ответа на этот вопрос у него не было. Но, по крайней мере, ему не придется беспокоиться о том, что он может причинить вред Братьям и Мариссе. Потому что он не собирается видеться с ними снова.

Его рука лежала на ручке двери вестибюля, когда он услышал голос Ви:

— Куда это ты собрался, коп?

Бутч повернул голову, Ви вышли из тени кухни.

— Ви… Я ухожу.

До того как услышал ответ, Бутч покачал головой.

— Если это означает, что вам придется убить меня, сделайте это быстро и похороните меня. И не говорите Мариссе.

— Почему ты уходишь?

— Это лучший выход из ситуации, даже если это значит, что я должен умереть. Черт, вы окажете мне услугу, если избавитесь от меня. Я влюблен в женщину, которую не могу иметь. Ты и Братство — мои единственные друзья, но и вы не можете на меня рассчитывать. И что, черт побери, меня ждет в реальном мире? Ничего. У меня нет работы. Моя семья думает, что меня давно грохнули. Единственное, что хорошо, это то, что я буду сам по себе, с подобными мне.

Ви подошел: высокая, грозная тень.

Черт, может быть, все закончится сегодня ночью. Прямо здесь. Прямо сейчас.

— Бутч, мужик, ты не можешь уйти. Я говорил тебе это с самого начала. Никакого ухода.

— Тогда, как я сказал… убей меня. Возьми кинжал и прикончи. Но послушай меня внимательно. Я не останусь в этом мире в качестве чужака ни минутой более.

Когда их глаза встретились, Бутч даже не напрягся. Он не собирался бороться. Он собирался спокойно уйти в ночь, благородно умерев от руки своего самого близкого друга.

Были способы и похуже, подумал он. Намного, намного хуже.

Глаза Ви сузились.

— Есть другой путь.

— Другой… Ви, дружище, комплект пластиковых клыков не улучшит ситуацию.

— Ты мне доверяешь? — Последовало молчание, тогда Ви повторил: — Бутч, ты мне доверяешь?

— Да.

— Тогда дайте мне час, коп. Дай мне подумать, что я могу сделать.

Время тянулось медленно, и Бутч бродил по Яме в ожидании Ви. Наконец, неспособный стряхнуть алкогольный туман и избавиться от долбаного головокружения, он вошел в спальню и лег на кровать. Закрыл глаза, чтобы приглушить свет, а не попытаться уснуть.

Окруженный плотной тишиной, он подумал о сестре Джойс, и ее новорожденном ребенке. Он знал, где должно было пройти крещение: то же место, в котором крестили и его. То же место, в котором крестили всех О'Нилов.

Первородный грех прочь.

Он положил свою руку на свой живот, на черный шрам, и подумал, что зло, несомненно, вернется к нему. Иначе быть не может. В конце концов, оно прямо внутри него.