Вопреки всему, что было сказано об изображении крестного пути, этот объект религиозного культа не представляет никакого интереса. Его изготовил торговый дом Жискара в Тулузе, чью продукцию можно обнаружить и в других культовых сооружениях этого региона, например, в Мутуме или в Рокамадуре (Ло), который является вторым после Лурда паломническим центром во Франции. Его торжественное открытие произошло в 1887 году, то есть ровно перед тем, как Соньер обосновался в Ренн-ле-Шато. Поэтому, на наш взгляд, не стоит принимать изображение Страстей Господних за подробный перечень знаков и указаний, касающихся пресловутых сокровищ. Впрочем, некоторые находят в нем не только сообщения о тайнике, но и определенные масонские символы, в результате чего Соньеру приписывают связь с франкмасонами. Это другой вопрос, однако, прежде чем браться за толкование этой ужасающе банальной штамповки и вписывать в ряды масонской армии деревенского священника, лучше было бы узнать, не имел ли отношения к масонам изготовитель всей этой продукции. «Господин Жискар-сын», лауреат и член Школы изящных искусств, был «собственником мануфактуры гг. Жискаров, отца и сына», «главный вход» которой находился на улице Колонн, 25, в Тулузе, если верить счету в 2310 франков, посланному кюре Ренн-ле-Шато в 1887 году. Дом Жискаров являлся постоянным поставщиком аббата Соньера в том, что касалось предметов религиозного искусства. Поэтому появление масонской символики в картинах, изображающих страсти Христовы, вряд ли имеет какое-либо отношение к господину Соньеру.

То же касается и «шахматного пола», который более обычен для интерьера масонских лож, чем для церкви. Речь идет о черных и белых плитках, выложенных в шахматном порядке. Что перед нами — банальный узор или же масонская символика? Что ж, если это действительно шахматная доска, со всей символикой, которая в ней заложена, то в ней должно быть шестьдесят восемь клеток. Путем простейшего подсчета гипотеза об «эзотерической шахматной доске» теряет право на существование: клеток значительно больше. Что же касается герба Бланки Кастильской на дарохранительнице, его появление можно легко объяснить тем, что во времена Людовика Святого церковь Святой Магдалины была расширена, а все работы по увеличению храма были оплачены за счет личных пожертвований персональный дар его матери, которая, как мы помним, проявляла к Разе неустанный интерес.

Еще одной «тайной храма Ренн-ле-Шато» считают удивительный световой эффект, который можно наблюдать в храме в определенные промежутки времени, в частности, 13 января и в начале апреля. Однако подобный феномен распространен повсеместно: создатели соборов и стекольные мастера прекрасно знали, как лучше использовать солнечный свет, чтобы возвеличить свое творение и напомнить тем самым, что солнце — это символ божества. Разве не подтверждает это «Lumen Christi», произносимая в ходе пасхальной христианской литургии? Однако световая игра, присущая многим святилищам, никогда не давала покоя любителям тайн, всегда готовым задать вопрос о том, что бы это могло означать. Ответ прост: в храме Ренн-ле-Шато это ничего не означает. Это всего лишь древний архитектурный прием, при помощи которого лучи солнца становились одной из составляющих христианского богослужения, не более того.

В целом интерьер этого храма не таит в себе никакой загадки — он лишь вводит в заблуждение, поэтому можно было бы с твердой уверенностью сказать, что аббат Соньер не оставлял никакого сообщения, если бы не одно обстоятельство, еще одна константа, о которой мы пока не упомянули. В храме Ренн-ле-Шато постоянно варьируется тема Марии Магдалины.

Статуя святой в тимпане, скульптура справа от алтаря, витраж над алтарем, картина в верхней части алтаря и, наконец, большая фреска в глубине храма — такое количество Марий, как кажется, превышает норму, но чего же еще ожидать от храма, освященного во имя святой Марии Магдалины? Однако святые заполонили не только церковь: напоминание о Магдалине заключено и в названиях, данных Соньером своей вилле и башне, «Вифания» и «Магдала». Более того, когда Соньер сооружал миниатюрный грот в церковном садике (на него пошли камни, найденные аббатом у источника Кулер), он установил в нем маленькую статую молящейся Марии Магдалины (сейчас ее там нет), что вызывает удивление, поскольку логичнее было бы поместить в грот статую Богоматери Лурдской. Эту аномалию тоже следует учесть.

В подобном изобилии Марий Магдалин некоторые детали привлекают особое внимание. Так, статуя в тимпане может удивить наблюдателя тем, что Мария, похоже, находится на корабле. Такое изображение не противоречит священному Преданию, согласно которому Мария Магдалина сошла на берег в каком-то из южных районов Франции, либо в Марселе, либо в Сен-Мари-де-ла-Мер, либо в ином месте, неподалеку от Корбьеров. В одной руке Мария держит чашу, в другой — крест, а у ног ее лежит череп. Вероятно, сосуд в руках святой призван олицетворять тот самый сосуд с благовониями, которыми она омывала ноги Христа, но все же он более похож на чашу. На круглом витраже позади и чуть ниже алтаря изображен Иисус в окружении апостолов, сидящих вокруг стола, однако у ног Христа можно различить Марию Магдалину, которая, склонившись, омывает ему ноги. На большой фреске Мария, стоящая по правую руку от Христа, едва удерживает слезы. Но все же первое место среди необычных изображений занимает фреска, расположенная в верхней части алтаря.

На этой фреске коленопреклоненная Мария Магдалина, облаченная в богатые одеяния, молится перед крестом, сложенным из веток прямо на земле грота. Рядом с Марией лежит череп. Пейзаж с руинами замка, изображенный за стенами грота, невольно навевает грусть. Картина эта принадлежит кисти художника из Каркасона, имени которого не сохранилось. Известно лишь, что в юности аббат Куртоли помогал Соньеру подновлять ее (при этом Беранже Соньер внес в первоначальный сюжет кое-какие «поправки»): вероятно, аббат Соньер дорожил этой картиной и хотел внести в нее некое важное добавление, возможно даже некую значимую информацию.[157]