«Мне никогда не стало бы с тобой скучно», — с грустью говорила леди.

«Но мы должны расстаться, — отвечал сын-легис. — Потом, когда я тебя найду, мы снова будем вместе».

«Я только верой в это и живу!»

Однажды ранним утром сын сказал ей:

«Пора, мама».

Даяна вызвала Урсилу, и, когда госпожа Ваниламмед пришла в дом инженеров, обе женщины надели приготовленную профессором Нергунт-о-Лавитом униформу технических работниц университета и на флаере с эмблемой этих же служб отправились к древнему полигону.

Охрана скрытого бункера осуществлялась только наземно. У пропускного пункта две женщины вложили в автомат шлагбаума идентификационные жетоны, позаимствованные еще Нергунт-о-Лавитом у коллег-техников, скучающие стражники окинули работниц равнодушными взглядами и раскрыли перед ними первую из череды тяжелых дверей. Толстый, словно пробка, металлический диск открылся с тягучим звуком, словно вздохнул: зачем будили меня, люди?!

Дверь казалась впаянной в морщинистые скальные породы начинающегося подземелья. Сухой воздух, напоенный необычной смесью запахов — камня, железа и чего-то неуловимо древнего, — с шипением ударил в лица женщин.

Дверь медленно вернулась за их спинами на место, и Даяна с Урсилой оказались запертыми в первом шлюзовом переходе полигона.

Еще две двери, повторяя вздохи и причитания первой подруги, вскрывали черные зевы коридоров. Путь к лифтовым шахтам казался путешествием по внутренностям огромной, окаменевшей миллионы лет назад змеи.

Даяна тяжело ступила на пол кабины древнего подъемника — он работал без всяких антигравов, могучие железные тросы опускали и поднимали ученых-исследователей сотни лет назад — и, прижавшись спиной к холодной стене кабины, прошептала:

— Я чувствую первые схватки, Урисила…

Госпожа Ваниламмед немедленно достала из поясной сумки инъектор и впрыснула в руку Даяны первую дозу транквилизатора. Рождение легиса, тесно связанного с матерью ментальным контактом, могло ударить ее изнутри и повредить мозг. Еще при жизни Нергунт-о-Лавита сын предупредил Даяну, что не знает, как отзовутся на ней его ощущения, и профессор посоветовал использовать при родах сильный мозговой блок из тщательно подобранных медикаментов.

Когда лифт, прошив сотни метров земной коры, опустился на уровень командного пункта полигона, Даяна была уже в прострации.

Чувствуя себя невесомым флегматичным облаком, леди безучастно осмотрела огромное помещение, забитое древней научно-исследовательской аппаратурой, и медленно прошла к прозрачной вытянутой капле медицинской капсулы. Такие автономные гинекологические блоки она видела на многих планетах и летающих станциях. Уже лежа внутри капсулы, леди почувствовала, как госпожа Ваниламмед сделала ей еще одну инъекцию, и, сделав глубокий вдох странно похолодевшего воздуха, Даяна провалилась в черное небытие, подобное устремленному вниз колодцу.

То, что происходило дальше, Даяна не видела, не чувствовала, не помнила. Роды в прострации не были ее выбором, леди Геспард предпочла бы обычное обезболивание и сохранила бы связь с сыном до последней минуты. Но Нергунт-о-Лавит был непреклонен:

— Не стоит делать экспериментов на себе, леди. Вы первая мать легиса, имеющая ментальную связь с плодом. Ваш сын сказал — Вселенная вздрагивает. Вы хотите, чтобы Вселенная содрогнулась в вашей черепной коробке?

Даяна подчинилась. Позволила ввести себя в транс и, до последней, сознательной минуты чувствуя одобряющее, но уже несколько напряженное участие сына, превратилась в безразличие. Живую бессмысленную плоть, готовую к прощанию.

Первое ощущение себя леди Геспард получила только через двенадцать часов.

Из недр исследовательского полигона Урисила подняла ее и сына вместе с медицинским оборудованием на грузовом лифте. На поверхности, возле пропускного пункта антигравитационную тележку принял ее муж Орамман и перегрузил оборудование на флаер. Охрана полигона апатично смотрела на работу «технического персонала» и не вмешивались — все документы для доступа на объект у «техников» были в порядке.

Полета над степью, окружающей полигон, над городом и возвращения в дом инженеров Даяна не помнила. Она очнулась поздним вечером и, только открыв глаза, положила руки на живот.

Он был пустой и мягкий, как старый ненужный рюкзак.

И пустым было не только тело. Голова звенела от тщетных попыток вновь ощутить присутствие, наполненность. Привычка ждать ответа осталась у Даяны навсегда. Она еще не знала, что уже никогда не почувствует себя внутренне — целой. Слишком многое леди Геспард оторвала от себя, слишком много отдала души и ничего не получила взамен. Такую пустоту не заполняют даже годы.

…Даяна повернула голову к окну и увидела дремлющую в кресле Урисилу. Возле нее парил в воздухе прозрачный пузырь колыбели, где ее сын, ее ребенок, раскинув руки, крепко спал.

«Эй, здравствуй!» — отправила леди мысленное приветствие.

Ребенок не ответил, и Даяна осторожно поднялась с постели. Напичканная укрепляющими лекарствами, она не чувствовала слабости, только легкость и нежность каждого движения. Одним прикосновением Даяна подогнала колыбель к самому окну и, приоткрыв прозрачный полог-крышку, взяла ребенка на руки.

Их связь была потеряна. Леди Геспард держала на руках обычного ребенка.

Когда-то ее сын вновь обретет силу ментала, но это будет не теперь. Пока он только спал, капризно морщил лоб и вряд ли видел сны.

— Вы уже дали сыну имя, миледи? — прозвучал за спиной голос Урисилы.

— Нет, — не отрывая взгляда от ребенка, тихо ответила Даяна.

— Почему?

— Не знаю, не могу, — пожала плечами мать.

Урисила ничего не знала о легисах и не могла предположить, что ребенок-легис сам выбирает себе имя. Много позже, как девиз, как определяющую сущность. Даяна не нарушила традиций чужой расы и оставила выбор имени за сыном: даже в малом она не хотела навязывать свою волю.

— Вам потребуется моя помощь? — спросила Урисила.

— Нет, спасибо. — Даяна все не могла оторвать взгляда от сына и разговаривала, стоя спиной к женщине.

— Тогда я вас оставлю, миледи, — проговорила та и вышла.

Совершенный аппарат — мультиколыбель — выполнял все действия по уходу за новорожденным. Следил за жизненными функциями, проверял температуру внутри и снаружи прозрачных стенок, менял впитывающие материалы и вовремя давал знать матери, что ребенка пора кормить.

Уже через три часа Даяна знала, что обманулась в ожиданиях и материнского молока ее сын не получит. Сумасшедшая гонка через галактики, тревоги и страх иссушили, выжгли ее грудь. Ребенок плакал от голода, и мать, потеряв голову, вызвала к дому доставку детского питания.

Если бы не этот опрометчивый поступок обезумевшей от детского крика женщины, возможно, вся новейшая история изученной Вселенной пошла бы иным путем. Всего лишь — сменный картридж с детским питанием для мультиколыбели, — и маховик судьбы закрутился быстрее или остановился на мгновение. Сын Даяны выпил этот картридж, а цепь событий, последовавших за этим, была изменена бесповоротно…