Челнок стремительно скользил по зеркальной воде, не оставляя следа на ее черноте. Нил огляделся. Со всех сторон расстилалось одно лишь озеро. И небо. Фиолетовое небо с невероятными живыми очами. И по этому небу летели некие создания. Они были белыми. Нил догадался об этом, хотя фиолетовый цвет небес накладывал свой тон на их белизну.

Создания, хоть и были велики, летели не так, как драконы, а, скорее, как урги: часто взмахивая крыльями. Они летели к Нилу, стремительно вырастая. Казалось, скорость их полета совсем не зависит от быстрых взмахов. Они приближались, и Нил сумел разглядеть их морды, сужающиеся и заканчивающиеся подобием рога. Туловища существ напоминали корпуса шекк, а короткие хвосты – раскрытые тростниковые веера. Лап, казалось, не было вовсе. И еще они не отбрасывали тени. Когда белые громадные крылья мелькнули над челноком, Нил понял, что каждое из созданий вчетверо больше дракона и что им нет дела до челнока и тех, кто в нем. Белые существа пронеслись низко-низко, и слух Нила до краев наполнился томящим пронзительным криком.

Они пронеслись, оставив после себя странное чувство опустошения. И флейта смолкла. Может быть, она смолкла раньше, а Нил не заметил?

Челнок продолжал скользить по черному озеру. Долго ли? Нил не знал. Возможно, и самого Времени здесь не было.

А потом все странным образом перевернулось, и челнок застыл над поверхностью бесконечной плоской равнины. Вялая трава облепила гладкую поверхность, как облепляют голову редкие мокрые волосы.

Гребец положил весло и повернулся.

Лица у него не было.

Рука с невероятно длинными пятисуставными пальцами сделала недвусмысленный жест.

Нил поднялся на ноги. Он хотел перешагнуть через борт челнока, но неожиданно оказался стоящим на земле. А челнок «прошел» сквозь него, ринулся вверх, стремительно уменьшаясь, превратился в коричневую точку и пропал.

Небо из фиолетового стало багровым. Два его ока остались, но потеряли нежность цвета. Синий стал коричневым, а вишневый налился краснотой. Земля пока держала Нила. Босые ноги не чувствовали ни холода, ни тепла, ни жестких на вид стеблей ржавой травы.

Нил пошел вперед. Или назад. Направление не имело никакого смысла. Впереди – то, куда смотрят глаза. Позади – то, что за спиной. Через какое-то время Нил услышал звук собственных шагов. Это было незабываемое ощущение. А потом к звуку его шагов прибавился звук еще чьих-то. И еще. Это было похоже на эхо. Но когда эхо стало громче, чем его собственные шаги, Нил обернулся.

Толпа людей, тысяча, а может – несколько тысяч – двигалась за ним. Нил остановился. Остановились и преследователи. Да, он определенно знал – его преследуют. Но не знал – зачем.

Нил вгляделся в лица ближайших (те остановились шагах в сорока) и ужаснулся.

Все они были изуродованы. Страшные раны зияли в телах; разрубленные лица, у многих – культи вместо рук. Кое у кого не хватало ноги: такие опирались на плечи соседей. Один, без двух ног, сидел на шее у существа с разверстой грудной клеткой, выставив вперед обрубки, аккуратно отрезанные, будто отсеченные идеально острым топором. У того, на ком сидел безногий, в проломе ребер виднелось сердце. Оно не билось. Лицо сидящего повернулось в сторону Нила. Выражение его было искательно-жалобным, как у старого голодного пса. Темные, наполненные скорбью глаза глядели прямо на Нила. И не видели его.

«Моросы!» – подумал Нил и тут только вспомнил, что сам должен быть изуродован. Так же, как и эти существа.

Нил посмотрел на свои руки. Кожа на них была гладкой, чистой. Даже старые шрамы исчезли. Нил потрогал рукой лицо и удивился. Это было не его лицо. Нет, его! Прежнего Нила, каким он был до того, как удар корабельной мачты сплющил нос. И шрам на подбородке пропал. И глубокий рубец на шее, на три пальца ниже уха – след топора.

Толпа не шевелилась. Нил обнаружил, что большинство из моросов прежде были урнгриа. Но присутствовало и несколько бочкогрудых омбамту. И магхар, покрытый серой, с проплешинами, шерстью. Это те, кто стоял впереди. Остальных Нил не видел. Только бесчисленные головы.

И на лицах ближайших, на очень разных лицах, застыло одинаковое ищуще-выпрашивающее, бесконечно печальное выражение.

Нил смотрел на моросов и пытался понять: кто они? Зачем здесь? Для чего идут за ним?

А потом вдруг увидел в четвертом ряду знакомое лицо. Хольдское. Да, Нил хорошо запомнил это лицо: благородный Готр из Атура. Он был первым, кого убил Нил, тогда еще даже не мужчина – юноша, почти подросток. Нил убил его на дуэли. Прямым ударом рапиры – в горло. И сейчас Нил видел черное пятно размером с мелкую монету там, куда вошел клинок.

И тут он понял, что это за толпа.

И невольно сделал шаг назад.

И тогда все они (он догадался!) увидели его!

Моросы бросились разом. Нил хотел бежать – ноги приросли к земле. Десятки жадных рук потянулись к нему. Пальцы их сжимались и разжимались, пытаясь через плечи соседей дотянуться до его плоти. Обступили со всех сторон. Нил подумал: сейчас разорвут в клочья. Но этого не произошло. Хищные скрюченные пальцы впивались – и не задевали. Проходили насквозь. Так же, как стебли голубого тростника. Изуродованные тела, безумные лица…

Моросы не прекращали своих попыток, и в сердце Нила проник страх. Он ощутил, что, и не касаясь, моросы что-то делают с ним. Что-то недоброе…

Он возвышался над ними – цель тысяч настойчивых, одинаковых движений. А призраки заполнили все вокруг, насколько хватало глаз. Нил не мог бежать сквозь них, потому что сама земля держала его.

Страх сменился ужасом, затем – гневом: как они смеют мстить ему? Разве есть среди них кто-то, кого он убил из пустой жестокости? Все они шли на него с оружием в руках! И мертвы потому, что лучшим воином оказался он, Нил!

И разве сам Нил жив?

– Прочь! – вскричал воин.– Подите прочь!

И небо над ним полыхнуло.

Родившийся смерч невидимым жестким крылом смешал обступившие Нила ряды. Вспахал их, разметал и унес прочь. Миг: завертелись вокруг руки, ноги, лица с вопящими дырами ртов – и втянулись в воронку на небе. Или – на земле.

Нил опять стоял один на плоской бесконечной равнине. Только травы теперь не было на ней, одна лишь бурая тусклая земля с разбросанными поверху скальными обломками. А небо и вовсе потемнело, налилось венозной кровью. Оно уже не освещало – напротив, само поглощало свет. Два ока стали черным и алым колодцами в бездне. Словно перевернулся мир и стоял Нил на небесной тверди, глядя на окутанную тьмой землю.

Однако надо было идти. Нил пошел прочь, в густеющую дымную мглу. И теперь острые камни впивались в босые ступни, а почва то становилась холодной, как лед, то обжигала, как песок пустыни.

Внезапно, прямо из мути тумана, возникла гора, вернее, подножие ее, из черного камня, напоминающего застывший лавовый потек. Запах тлена ударил в ноздри Нила. Он удивился: камень не может пахнуть так!