– Что происходит? – спросил он.

– Вот и вы! – закричал коммерсант. – Взгляните, что натворил ваш сын! Вот чего вы добились своим воспитанием! Я давно говорил, гнать к чертовой матери надо этих так называемых дружинников! А теперь они насилуют наших дочерей!

Десятки голосов вторили ему. Аргедас огляделся – в комнате собрались все богатые и влиятельные люди Бармута, отец Джорджии созвал их сразу же, как только обнаружил порошок эфедры.

– Пиктон, – со сдавленной яростью произнес Аргедас.

Королевский претор попятился.

Он никогда не осмелился бы перечить королевскому наместнику. Но старый коммерсант, обвинивший Виже в убийствах, был не менее могуществен и гораздо богаче, чем Аргедас, а все столпы города были на его стороне.

Некоторые из них потеряли своих дочерей, почти каждый знал большинство жертв с самого рождения.

Глухая ненависть в их глазах, направленная на Виже Гайто, не оставляла сомнений в их симпатиях.

– Мне очень жаль, наместник, – проговорил Пиктон, – но вашего сына разоблачили. Все улики налицо. Я должен его арестовать.

– Глупости! – закричал Аргедас. – Виже – мой сын, и он не делал этого. Виже?

– Папа! – воскликнул молодой апаш.

– Не делал?! – зарычал коммерсант. – Я собственными глазами видел, как он избивал мою дочь! Уж не покрываете ли вы своего сына, наместник?

Теперь внимание собравшихся переместилось на Аргедаса, люди вокруг начали перешептываться.

– Теперь я понимаю, почему убийцу никак не могли найти! – произнес один из них.

– Судить их обоих! – выкрикнул кто-то.

Гай Пиктон испуганно озирался. Наконец он понял, что лучше поскорее уйти. Сделав знак стражникам, он велел им увести Виже.

– Сын! – закричал Аргедас и попытался броситься вперед, но споткнулся о тяжелые взгляды собравшихся.

– Сын, – прошептал он.

Королевские стражники увели Виже, Аргедас потерянно смотрел ему вслед.

– Мой сын не делал этого, ченселлор, – произнес наместник.

Аргедас сидел на приступке каменной ограды; изумрудный хитон складками падал возле его ног. Человек выглядел потерянным и усталым, никого не было рядом с ним. Он подпирал голову рукой и смотрел куда-то. То, что он видел, вызывало у него страх.

– У него нашли порошок эфедры, – сказал я. – Отец Джорджии поклянется в том, что видел. Этого достаточно.

– Но он не мог этого сделать…

– Вы уверены? Аргедас молчал. Я задумался.

– Суд будет очень скорым, наместник, – сказал я, – и никто не станет проводить тщательного расследования. Вы это знаете. Но… Если Виже невиновен, то можно попытаться найти настоящего убийцу. Аргедас поднял голову.

– Настоящего? – спросил он.

– Не знаю, правда, как это можно сделать, – продолжал я. – Гай Пиктон и королевская стража точно не станут этим заниматься. Мы с моей партнершей скоро уедем из Бармута… Разве что вы сумеете кое-чем помочь.

– Как? – возбужденно спросил наместник.

– Отмените «Закон о беретах», – произнес я. – Распустите магистратских дружинников. И следите за тем, чтобы город и впредь был спокойным, а люди в нем – довольными.

Я встал.

– До заседания Совета магистрата еще есть четверть часа, – произнес он. – Когда этот нелепый закон будет отменен – всем станет легче, вы не находите?

Сумерки спускались над Бармутом, на башне кафедрального собора зажигались яркие огни.

– Ты обещал Аргедасу, что найдешь настоящего убийцу, – сказала Франсуаз, – И сделаешь это сегодня.

– Так и будет, – подтвердил я. – Теперь, когда «Закон» отменен и в городе больше нет поводов для нарушения спокойствия, – самое время заняться тем, зачем нас сюда пригласили.

Ночь окрасила каменные стены города в волшебные цвета; они были, словно застывшие волны глубокого океана, и свет далекой луны ронял в них переливающиеся самоцветы.

– Что было бы, найди Виже склянку в своих вещах? – спросила Франсуаз.

– Он не стал бы ее искать, – ответил я. – Он не мог предполагать, что ему ее подложат… Когда он отправлялся к Джорджии, то мог думать только об одном.

– О сексе?

– Нет… Секс – лишь одна из сторон общения, далеко не самая важная. Как, впрочем, и во время изнасилования. Общение с другим позволяет человеку утвердить себя, и это, пожалуй, единственное, в чем Виже походит на нашего насильника и убийцу.

Мой голос стал громче, я не хотел погружаться в размышления.

– И все же мы должны проследить, чтобы в тюрьме с ним ничего не случилось…

Четверо королевских стражников стояли у зарешеченных дверей. Две длинные лавки тянулись вдоль здания острога, и перевернутый стаканчик с костями, стоявший на одной из них, подсказывал мне, чем в это время привыкли заниматься охранники.

Но сейчас они не думали о развлечениях; лица солдат были насторожены, и при нашем приближении все четверо схватились за оружие.

– Как чувствует себя заключенный? – спросил я. Узнав нас, стражники немного успокоились.

– Молчит, – ответил капитан караула. – Сжался в своем углу и вздрагивает. Знает, что такое четвертование…

– Если бы претор Пиктон не спрятал парня в остроге, – произнес другой солдат, – толпа могла его растерзать. Все только и хотят, что прикончить бармутского насильника…

– Сейчас они осадили магистрат, – сказал капитан. – Думают, что молодой Гайто там.

– Смотрите, чтобы он не покончил с собой, – сказал я.

Город расстилался под нами, словно огромная паутина, сверкающая под ночным небом капельками росы. Я подошел к склону, возле которого находился острог, и посмотрел вниз.

– Светящиеся пилоны, – произнес я. – Как красиво, не так ли, капитан?

– Да, – согласился стражник. – Это городские ручьи. Там мало кто бывает, но издали ими так приятно любоваться.

– Воистину, – согласился я.

Последний фрагмент головоломки лег туда, где должен был лежать с самого начала. Теперь я знал, кто является бармутским насильником.

Я дотронулся до деревянной калитки, и она повернулась на петлях – бесшумно, плавно, словно не двери раскрылись передо мной, а часть мрака провалилась под моими прикосновениями, растворяя передо мной путь в иную реальность.

Дом, к которому мы подошли, был таким же, как и сотни других домов Бармута, красивым своей строгой, неброской красотой, уверенным в своей каменной прочности. Каменный забор отделял его от мощеной улицы.

Однако человек, который жил в этом доме, был совершенно другим, нежели все, кто его окружал.