Громкий и хриплый крик встревоженной птицей заметался по залу, но помещение, заставленное кабинами порталов, так и не отозвалось на клич. Адам неодобрительно покачал головой. Как он и предвидел: всего пятнадцать минут после окончания рабочего дня, и ни одной живой души в институте. Никакой самоотдачи, никакого стремления. Даже Тома… Томаса след простыл, а ведь он единственный, кто подавал надежды. И с этими ленивыми бездарями он должен был разделить свое открытие, свой успех? Ну уж нет! С какой, позволения сказать, стати? Чем они ему помогли? Только слоняются бесцельно по институту, чтобы дождаться конца рабочего дня и побыстрее сбежать домой.

Адам затянулся, кашлянул и вернулся к рабочему столу, где затушил сигарету, скуренную до самого фильтра, и засмолил новую.

Итак, все готово, настало время: в институте никого, расчеты завершены, наноиды ждут в программаторе — в тонком шприце для внутривенной инъекции и в крошечном пузырьке, которого хватит на один глоток. Сигарета дымится меж пальцев, но ее всегда выручающий дым нисколько не помогает. Сердечко пошаливает, ладони потные и холодные. Так и должно быть. Он боится и переживает. Нормальная реакция организма на то, что хочет совершить его безрассудный хозяин.

Адам зло смял сигарету в пепельнице и поглядел в сторону программатора на краю стола. Вокруг прибора, похожего на кофеварку, стелился сигаретный дым. Адам разогнал его рукой, нерешительно достал крошечный пузырек, потом тонкий шприц и положил их перед собой, укоряя себя за трусость. Ночью ему приснился Роберт… Вспомнил с теплотой былые времена совместной работы, похвалил текущие исследования, но почему-то пытался убедить не делать последний шаг.

Подсознание… Красиво… Умно… Подсунуло образ старого и единственного друга, пытаясь уберечь от ошибки. Но не учло его упорства. Он всегда шел до конца. Чего ради делать исключение? На самом деле все было решено еще тогда, когда спелый плод перемахнул из одного портала в другой, сохранив свой первозданный вид. И вкус… Сладкий вкус победы.

Сперва Адам опустошил пузырек, затем ввел инъекцию. Посидел недолго, давая наноидам разойтись, и неторопливо вышел в зал, подбирая кабинку. Эта была слишком тесной, та барахлила, а следующая вообще никуда не вела… В памяти всплыл тот несчастный, который недавно вывалился из старого портала, переполошив весь институт своим высохшим трупом.

Почему бы и нет? Когда он появится на другом конце, ни у кого не останется сомнений в возможности перемещать органику без повреждений.

Он остановился у кабинки, включил ее, чувствуя, как холодеет тело, как приятно пустеет голова и как спокойно бьется сердце, отпуская тревогу. Положил пальцы на запястье, улыбнулся сам себе: мертвец мертвецом. Но нужно спешить, а то с минуты на минуты он и вправду окоченеет, как настоящий труп. Если что, на Спэйс Нидл наверняка найдется хоть один толковый медик, который разберется, что к чему, и откачает коматозника.

Адам закрыл глаза и в темноте шагнул в гудящий портал, исчезая во вспышке бело-голубого пламени.

Он — ракушка. Безвольная ракушка, плывущая вместе с тремя другими ракушками по космосу навстречу своим улиткам. И… ему все равно, до лампочки, по барабану.

Собственное спокойствие медленно убивало Илона, словно коварный яд, растягивающий мучения. Он должен был лезть на стены, рвать и метать, грызть, кусаться и скалиться диким загнанным волком, которого посадили на привязь. А что творил на самом деле? Ничего. Обжирался до потери пульса в своей космической клетке, чувствуя, как каждый час, каждую минут утекают воспоминания о том, что случилось в Шэлл Сити. Белые стены… Голубой луч… Кибер… В голове была полная каша.

Лежа на койке, Илон поднял руки и посмотрел на красные от наручников запястья. Почему-то подумалось о вошидах, о наноидах… Какая между ними связь?.. И с чего вдруг он вообще об этом думает, когда его везут в один конец, чтобы натурально принести в жертву? А ему будто начхать. Он так быстро привык к тесным четырем стенам каюты, жестким наручникам, к неволе, к послушанию.

Четырем… Сознание опять зацепилось за обыкновенное слово и тут же сорвалось с него, словно юркая рыбка с крючка. Четыре? Что — «четыре»? Больше, чем три, но меньше, чем пять. Обычное, ничего не значившее число. В мозгах будто поставили клапан, пропускающий одни мысли и преграждающий путь другим. Кибер… Конечно, это был он. Иначе и быть не могло. Все спланировал, все рассчитал. С точностью до секунды.

В каюту вернулась Джу. Принесла на подносе новую порцию корма, молча поставила на откидной столик и прилегла на свою койку. Джу не любила молоть языком, это он заметил еще в первый день заточения. Слова не вытянешь. Не Мэй, совсем не Мэй. Но хорошенькая… И вроде даже не стервозная сука, в отличие от своей подруги, которая взглядом, наверное, могла заморозить кипяток. Хотя обе они заодно: два надзирателя. Его персональных надзирателя.

Илон сел на койке, настраиваясь на трапезу.

— Как Эдвард?

— Ему лучше.

— Мне разрешат его увидеть?

— Нет. Психолог считает, что это не пойдет ему на пользу.

— Что ж, возможно, так даже лучше.

Как ни печально было признавать, но он и в самом деле так думал. Потому что не представлял, что скажет Эдварду, если их встреча вдруг состоится. Попросит прощения? Покается? Попытается объяснить, зачем играл с его судьбой, слепив из успешного фермера несчастного политика? Та еще будет беседа. И то еще утешение для шэлла, потерявшего всю семью.

От подноса пахло свежим хлебом и апельсинами. По вечерам тут давали бутеры и какой-нибудь напиток, и по обилию и сытности еды можно было прикинуть время дня. На двух ломтиках белого хлеба розовели тонкие куски ветчины, в кружке, очевидно, желтел апельсиновый сок.

Илон сделал глоток, покатав сладость во рту, и взял бутерброд с ветчиной.

— Ты совсем не боишься?

Джу подняла на него глаза — темные и раскосые, как у Мэй. Немного блестящие от света.

— Конечно, боюсь. И Сара тоже боится, просто не показывает. Она всегда была такой. Но, когда я думаю, что увижу совершенно другой мир… Я бы никогда себе не простила, если бы отказалась от такого шанса. По-моему, равноценный обмен.

— Ну не знаю.

— И тебе разве ни капли не любопытно?

— Нет, — хмуро и честно ответил Илон. — Я вырос в Гринвуде и уже видел совершенно другой мир, когда сбежал в Лост Арк. И он мне до сих пор нравится.

— Понимаю.

— Надо отдать должное киберу, он почти гениален. Каждый из нас либо лишился всего, либо не имел ничего. Вы с Сарой — одиноки. Ни семьи, ни родни. А мы с Эдвардом потеряли всех своих близких. Ты жаждешь новых знаний и открытий. Сара хочет обрести душу, потому что ее, видите ли, не устраивает оттиск. Эдвард, наверное, по-прежнему думает, что ему все это снится. Только я — слабое звено. Потому что мне нет никакого дела до спасения человечества. И шло бы оно к такой-то матери, если выторговывает себе покой ценою наших судеб.