1 июля 2014 г. у нас вступил в силу «Закон о запрете ненормативной лексики в искусстве и СМИ». Какой же была реакция на этот закон со стороны нашей творческой интеллигенции? Неоднозначная. Вот что по этому поводу сказал Геннадий Берёзов: «Слава богу, может быть, начнётся освобождение нашего культурного пространства от скверны. Пора показать себе и миру, что Россия — страна культуры, а не источник бескультурья и безобразия» (http://www.lgz.ru/article/-27-6470-9-07-2014/mat-tonkaya-materiya).

Подобным образом отреагировал на закон о ненормативной лексике С.Г. Кара-Мурза: «Этот вопрос стоял ещё во времена Пушкина. Русская интеллигенция XIX века сошлась на том, что на ненормативную лексику должна быть цензура. Иначе мат превращается в инструмент разрушения норм культуры. Если материться можно с экрана и со сцены, то почему нельзя это делать в других местах? Это, во-первых. Во-вторых, использование ненормативной лексики в действительности является признаком беспомощности автора, исчерпания его художественных ресурсов. В широком смысле это признак „дефицита мощности“. Если художник вынужден использовать мат, это знак того, что он достиг предела своих возможностей. Само требование узаконить это средство — признак кризиса культуры» (http://lgz.ru/article/-36-6478-17-09-2014/nadezhdy-ostayutsya).

Другая реакция на закон, о котором идёт речь, была у Никиты Михалкова: «Мат — одно из самых тонких и изощрённых изобретений русского народа. Я служил на флоте, и как вспомню разговор мичмана Криворучко с моряками… Это была песня! Тютчев по красоте, витиеватости и изощренности! У многих есть знакомые, которые матюгаются, — и это обаятельно, вы даже этого не замечаете… Мат в кино запрещать глупо» (http://www.kp.ru/daily/26251.3/3130751).

He буду приводить здесь слова других поклонников матерного искусства. Наша творческая интеллигенция сплошь и рядом — не только жертва культурной деградации, наступившей у нас в постсоветские времена, но и её активный участник. Они забыли даже о такой школьной истине: искусство имеет воспитательно-образовательную функцию. Оно должно способствовать, в частности, распространению литературного, а не матерного языка.

Литературный язык — вот идеал, к которому движется языковая эволюция. Цивилизованные народы продвинулись к нему на значительное расстояние. Однако, как и к любому идеалу, путь к литературному языку бесконечен. Главная проблема здесь — уровень культуры, на котором находятся носители того или иного языка. Именно от него зависит степень распространения литературного языка в народной массе.

Политические причины.

Эволюционные и инволюционные процессы противоборствуют и в политике. Их борьба, с одной стороны, идёт на пользу языку, а с другой стороны, вредит его развитию. Так, заимствованная лексика (варваризмы), с одной стороны, обогащает язык, а с другой, засоряет. Мы стали свидетелями по преимуществу инволюционных процессов в этой области. Их принёс в нашу жизнь возрождённый капитализм. Так, за последние десятилетия на наши головы обрушилась целая лавина таких заимствований, как приватизация, ваучер, дефолт, коррупция, стагнация; олигарх, консенсус, саммит, плюрализм, рейтинг, мониторинг, брифинг, спикер, имплементация, истеблишмент, спичрайтер, имиджмейкер, ньюсмейкер, мэр, префект и т. д.

Мы обнаруживаем здесь любопытную закономерность: Россия пережила три эпохи варваризации своего языка, каждая из которых была связана с поворотными события в её политической истории — во времена Петра I, после революции 1917 года и после реставрации капитализма в нашей стране. Закономерность, о которой здесь идёт речь, заключается в том, что сначала наш язык подвергается нашествию варваризмов в политической сфере, а затем, когда это нашествие оказывается успешным, подобному нашествию подвергаются и другие сферы жизни.

Конкурировать с политикой у нас может только бизнес (правда, их трудно отделить друг от друга): аккредитив, бонус, брокер, брэнд, денонсация, депозит, дивиденд, дилер, дисконт, дистрибьютер, ипотека, инвестор, клиринг, котировка, консорциум, ликвидность, лизинг, маркетинг, менеджмент, ноу-хау, риэлтор, секвестр, форс-мажор, фьючерс, чартер, холдинг, эмиссия и т. д.

Нашествие политической и рыночной терминологии на современный русский язык в последние годы проложило дорогу его повсеместной варваризации. В области спорта теперь фигурируют такие варваризмы, как виндсерфинг, скейтборд, армрестлинг, кикбоксинг, фристайл и др. Они доступны только профессиональным спортсменам. Совсем непонятно, зачем добавочное время при игре в футбол или хоккей называть овертайм, а повторную игру после ничьей — плей-офф. Более оправданными представляются заимствования в области компьютерной техники: дисплей, монитор, файл, интерфейс, принтер и т. п., поскольку русские эквиваленты здесь, как правило, отсутствуют (в число редких исключений попал термин мышь).

Мы живём в эпоху языкового чужебесия. На нашу голову продолжает сыпаться целая бездна варваризмов по преимуществу американского происхождения. Они — весьма эффективное средство разобщения бывших советских людей, поскольку многие из них не знают их значений.

В русском языке имеется множество иностранных слов, получивших права гражданства. Они стали органической частью его лексики. Сейчас мало кто знает, что слова артель, лапша, базар, болван, кутерьма, чулок пришли к нам из тюркских языков, наивный, серьёзный, солидный, массивный, партизан, кошмар, блуза, котлета — из французского и т. д., и т. д. Возникает вопрос: существуют ли критерии, позволяющие определять, стоит то или иное слово заимствовать или не стоит? Очевидно, здесь должны действовать прежде всего два критерия: первый состоит в отсутствии в родном языке исконного слова для обозначаемого понятия, а второй — в необходимости (ценности, пользе) самого понятия, претендующего на заимствование из другой культуры вместе со словом, которое им обозначается.

Выдерживают ли эти критерии такие, например, заимствования в современном русском языке, как имидж, офис, презентация, грант, эксклюзив, номинация, спонсор, продюсер, видео, шоу, видеоклип, видеосалон, прайм-тайм, шоу-бизнес, шлягер, ток-шоу, ток-реалити-шоу, шоумен, триллер, трикстер, хит, дискотека, диск-жокей, топ, топ-модель, сити, бутик, шоп, путана, топлес, бомонд, ремикс, ди-джей, VIP-персона, VIP-кортеж, топ-менеджер, хай-тек, консалтинг, биллборд, клинч, гастербайтер, геймер, тинейджер, мейнстрим?

История русского языка оставила нам примеры и неудачных переводов иностранных слов на русские. Так, в XIX в. ученики И.С. Шишкова призывали тротуар заменить на топталище, эгоизм — на ячество, инстинкт — на побудку, брильянты — на сверкальцы, бильярд — на шаротык, архипелаг — на многоостровие и т. п.

В объяснении причин, лежащих в основе удачной или неудачной судьбы того или иного заимствования, должны учитываться оба критерия целесообразности словесного заимствования. Опираясь на эти критерии, мы можем в какой-то мере понять, почему одни заимствованные слова в эпоху петровских реформ, например, прижились (транспорт, офицер, матрос, церемония, триумф и т. п.), а другие превратились в архаизмы (баталия, фортеция, виктория, политес и т. п.).