Речь здесь, как это совершенно очевидно, идет о конфликте, возникшем в 1386 г., когда «бысть целование в Великои пост по Сборе на 2 недели: целоваше крест Феодор посадник Тимофеевичь, тысячкои Богдан Обакуновичь, на вечи на княжи дворе, и вси боляре и дети болярьскии, и житьеи, и черные люди, и вся пять концев, что не зватися к митрофолиту, судити владыке Алексею в правду по манакануну, а на суд подняти двема истцем по два болярина на стороне и по два житья человека; такоже и посаднику и тысячкому судити право по целованию»[586]

Попытка отменить это вечевое решение была предпринята в 1391 г. приехавшим в Новгород московским митрополитом Киприаном, который «нача у Новагорода суда просити. И посадник Тимофеи Юрьевичь и тысячкои Микита Феодоровичь и вси новгородци отвещаша едиными усты: «Господине! О суду есме крест целовали и грамоту списали промежь себе крестную, что к митрофолиту не зватися». И митрофолит рече: «грех болшеи прияли есте; но даите мне грамоту, яз печать урву, а целование с вас снимаю, а мьне суд даите, како доселе при иных митрофолитах было». Наши же за то слово не нялися, и он поехал из Новагорода по Сборе на 3 день, а на владыку и на всь Новъгород великое нелюбие дрьжа»[587]. В 1392 г. «посылаше новгородци в Царьград послы к патриарху Антонью о благословении, Кюра Созонова и Василья Щечкина, и он им тако рече: «повинуитеся митрофолиту Рускому»[588]. В зиму 1392/93 г. в Новгороде были послы великого князя Василия Дмитриевича, говорившие «и о крестнои грамоте, что покончали новгородци: к митрофолиту на Москву не зватися; «и вы тую грамоту отошлите, а целование митрофолит с вас снимаеть». И Новъгород не послуша и не похотеша того створити, и в то учинися розмирье с низовци»[589].

Неудачи в начавшейся войне с Москвой вынудили новгородцев отказаться от крестоцелования 1386 г.: «И в то время с обе стороне кровопролитьа в крестьянех много учинилося, и новгородци, не хотяаше видети болшаго кровопролитьа в крестьянех, послаша послы к великому князю с челобитьем о старине, а к митрофолиту послаша грамоту целовалную; и ездев послы и докончаша мир с князем Васильем по старине, а грамоту крестьную даша митрофолиту. И Куприян митрофолит, взем грамоту рече: «не буди сего греха на вас, што есте целовали по сеи грамоте, а владыку Ивана и всь Новгород прощаю и благословляю»[590]. Прощение не было бескорыстным: новгородцы «полъчетверта ста рублев даша князю и митрофолиту, что благослови владыку Ивана и всь Новъгород»[591]. Такая же сумма была выплачена в 1394 г.: «А от митрофолита Куприяна болярин Дмитрок прошать приехал сребра полчетверта ста рублев, што ездел Кюр Созонов да Василии Щечкин в Царьград к патриарху послом от Новагорода о благословении и скопил долгу; и новгородци даша Дмитроку то сребро»[592]

Однако, когда в начале 1395 г. «приеха в Новъгород митрофолит Куприян с патриарсим послом в Великое говение и запроси суда», то новгородцы «суда ему не даша, и он пребыв весну всю в Новегороди и до Петрова говениа, и владыка Иван дал честь митрофолиту и патриаршю послу, и митрофолит Куприян, едучи прочь, благослови сына своего владыку Ивана и всь Великии Новгород»[593]. Как кажется, конфликт тогда был улажен на основе какого-то компромиссного соглашения между митрополитом Киприаном и архиепископом Иоанном. В этом убеждает не только исчезновение интереса к проблеме митрополичьего суда со стороны новгородских летописцев, но и ход очередного новгородско-московского «размирья» в 1397–1398 гг.

В указанное время двиняне коммендовались к Москве, великий князь отнял у Новгорода Волок Ламский с волостями, Торжок с волостями, Вологду и Бежецкий Верх, новгородцы и москвичи взаимно «вскинули» крестоцеловальные грамоты, «и посем присла Киприян митрополит в Великыи Новъград столника своего Климентея к сыну своему к владыце Ивану, а повестуя тако: «поеди на Москву, зовет тя отець твои митрополит о святительскых делех». Владыка и посадник с боярами и житьими отправились посольством в Москву, где не добились мира от Василия Дмитриевича, но «митрополит Куприян своего сына владыку Иоана и послов новгородчкых отпустил в Новъгород с честью и с благословением»[594]. Победа, одержанная новгородцами на Двине в 1398 г., естественно, не могла привести к укреплению позиций митрополита в проблеме его суда в Новгороде. Поэтому вряд ли можно связывать с этой проблемой поездку архиепископа Иоанна к митрополиту в 1401 г. и его затянувшееся почти на три с половиной года пребывание в Москве: «В лето 6909. Поиха владыка Иоан к митрополиту на Москву Киприяну, позван от него о святительскых делех месяца марта в 6, в среду Крестьнои неделе, из Новагорода, и митрополит владыку принял»[595]; в 1404 г. «прииха в Новъгород владыка Иоан месяца июля в 15 день, быв на Москве 3 годы и 4 месяця у Киприяна митрополита»[596].

Митрополит Киприан умер 16 сентября 1406 г.[597]; в его прощальной грамоте, написанной за три дня до смерти, нет даже намека на конфликт с Новгородом по поводу митрополичьего суда[598]. Как видно из грамоты тверскому епископу Илие, проблема «позывного суда» митрополита опять возникла с приходом в Москву на место Киприана нового главы Русской Церкви митрополита Фотия. Он вернулся из Константинополя в 1410 г.[599], а в марте 1412 г. «езди владыка Иван на Москву к митрополиту Фотию»[600]. Поскольку это была единственная при Фотии поездка архиепископа Иоанна в Москву, значит именно тогда новгородский владыка «ялся был ту старину церковную отправити, да не отправил». Новые обещания, также не выполненные, как об этом свидетельствует тот же документ, были даны Фотию в 1416 г. при поставлении Симеона и в 1424 г. при поставлении Евфимия I Брадатого. Проблема митрополичьего суда в Новгороде и к 1430 г. оставалась нерешенной.

Между тем ссылки на нарушения «старины» в вопросе о «позывном суде», как представляется, служат лишь для вуалирования истинного смысла пожалования тверскому епископу прав в пограничных с его епархией новгородских приходах. «И ныне, – пишет Фотий Илие, – что еси ко мне приказал с моим боярином с Иваном с Ильичем с Сурмою, чтобы ти поставляти во священство от тоя архиепископиа к тебе приходящих Новгородцкыа, из Бежицкаго Верха и с Волока, диаков в диаконы и диаконов в священство свершати; и наше убо смирение, за настоящую о сем нужю времени и за несмотрение о том Великого Новагорода, волю дает твоему боголюбию А от иных бо еси властеи тое Новгородские епископье не принимал, не поставлял, как есмь тобе и преже сам говорил, а ныне и пишю, блюдучи своего сану по правилом».[601]