Джин, только что убивший Кевина – пусть даже его смерть отсрочили – повернулся, и я увидела его лицо.

Это был Джонатан. Он выглядел твердо, бесцветно и столь же непроницаемо, как матовое стекло. Ни следа юмора или самоуверенности, которые я ожидала увидеть… он был выскоблен без остатка. Переделан во что-то другое.

Он был подчинен.

Иветта вышла на свет. Сейчас она не выглядела хорошенькой, напротив – половину ее лица украшал синяк, волосы были спутаны. Ее глаза напоминали глаза оборотня, и хрупкая изящная оболочка больше не скрывала ее истинную сущность. Иветта выглядела твердой, как кость, жесткой и готовой к убийству. Конечно, она не собиралась пачкать свои нежные ручки с прекрасным французским маникюром. Она использовала для этого (О боже) Джонатана.

Ее руки сжимали маленькую стеклянную бутылочку, что-то универсальное, недорогое, но крепкое. Темница Джонатана.

Я помнила, Дэвид говорил мне, что Джонатан никогда не был подчинен. На что это было похоже, обладать такой мощью, прожить столько лет, быть вынужденным подчиняться подобным приказам? Для него, должно быть, это…

«…насилие», – говорил Дэвид. Так и было. Что-то вроде этого.

– Брось, – сказала она Льюису, – поверь мне, он того не стоит. Он ничтожный, убогий самонадеянный маленький сукин сын, ни для кого ничего не значащий. В общем-то, всем будет только лучше, если он умрет. Учти.

Он не слушал или же слушал, но продолжал перекачивать энергию в мальчика.

Я единственная заметила, как резиновая пробка бутылки в его руках отскочила и покатилась прочь… но нет, я увидела что-то в глазах Джонатана, какое-то изменение, едва заметная сосредоточенность. Он знал.

Дэвид был здесь.

Льюис тяжело дышал, его кожа блестела от пота; он терял собственную жизнь, сохраняя жизнь Кевина.

Иветта двинулась к нему с той же хищной тигриной грацией, как когда-то она ходила вокруг Дэвида, и я поняла, что никогда и ничего в своей жизни не хотела сильнее, чем продраться сейчас через эту стену, запустить твердые как алмаз когти в ее сердце и вырвать его.

Льюис перевел взгляд на меня. Пламенные, упрямые глаза. Мое горло пересохло.

– Иди и закрой трещину, – сказал он. Выглядело это так, словно он разговаривал со мной, но я знала, что это не так. Это был прямой приказ, отданный джинну, только что выбравшемуся из бутылки и находящемуся здесь в призрачном виде… джинну, чью бутылку он держал в руке.

Иветта положила руку на Льюиса, и это у меня вызвало те же ощущения, что и таракан, ползущий по лицу «Моны Лизы».

Его губы сложились в форме слова, безмолвно, так, что она не могла бы заметить. Он все так же удерживал взглядом мои глаза. «Иди».

Он умрет, если я покину его. Черт, возможно, он умрет, даже если я его не покину, но, по крайней мере, ему не придется умирать в одиночестве, всеми брошенным.

Я почувствовала, как натянулась нить между мной и Дэвидом, становясь все тоньше от напряжения.

Рука Иветты вкрадчиво скользила по мокрой от испарины шее, пока он отдавал остатки сил, поддерживая дыхание ее последней жертвы.

«Иди».

У Льюиса моей бутылочки не было. Он не мог мне приказывать. Пока Кевин все равно что мертв, мне вообще никто не мог отдавать приказы.

Я прошептала в такой тональности, которую, как я знала, слышал лишь Льюис:

Я люблю тебя.

И огненной стрелой взметнулась на эфирный план, рыдая.

Я обнаружила Дэвида одним уровнем выше эфирного. Слов не было. Мы растворялись, сливаясь друг с другом, наши ауры менялись, смешиваясь. Я вспомнила, как Дэвид однажды предлагал заняться любовью в виде газа, и ощутила, как внутри расцветает улыбка, теплая и грустная. Даже в этом рассредоточенном состоянии он был для меня столь же узнаваем, как биение собственного сердца, пока я была человеком, и столь же необходим.

Джо… Шепот сквозь пустоту, ласки, не нуждающиеся в наличии кожи, тел, без слов. Самая чистая форма любви, которую я когда-либо знала. «…Мне так жаль. Я не мог позволить тебе умереть, но мне не хотелось умирать самому. Но единственный способ создать джинна – жертва. Я пытался найти обходной путь. Вот, что из этого вышло».

Он чувствовал мою скорбь, ощущение вины и тяжкий груз ответственности. От его прикосновений мне стало легче, хотя, казалось бы, ничто уже не могло принести облегчения.

Он уже двигался дальше, направляясь все выше, ведомый принуждением приказа Льюиса закрыть разрыв. И пока он двигался, я знала, что Льюис жив. По крайней мере – жив.

Я пошла за ним. Сейчас Свечение становилось почти твердым, энергия формировала материю. Мне вдруг представилось, что это антитела, реакция на наше присутствие, и их переизбыток означал, что вселенная серьезно больна, возможно, умирала.

Вверх. Я не знала, были ли здесь другие джинны, потому что все, что я могла видеть, было Свечением, бесконечной снежной бурей искр, окружавших нас раскаленной голубой оболочкой.

Я старалась смахнуть их с Дэвида. С меня они безвредно соскальзывали сами.

Вверх.

Мы замедлились и остановились, и хотя я совершенно ничего не видела, но знала, что мы добрались до нужного места. Принуждение Дэвида привело нас точно к трещине. Раскрывшись навстречу ощущениям, я почувствовала разрыв, он медленно поворачивался, словно водоворот на замедленной съемке, высасывая Свечение из реальности демонов и выплевывая в нашу.

– Уходи, – попросил Дэвид и попытался мягко оттолкнуть меня прочь. Но я только крепче в него вцепилась – Джо, теперь ты должна возвращаться. Мне нужно сделать это одному.

– Нет. – Я совершенно не представляла, смогу ли я это сделать или насколько глупа идея в целом, но сформировала тело. Я поразилась, что это вообще оказалось возможным в подобном месте, но приобрела вес, форму и некое подобие жизни. Здесь не было воздуха, но это не важно, если не задерживаться надолго. Я могла создать атмосферу, пригодную для дыхания на некоторое время. Из того же самого материала, что послужил для формирования моей телесной формы.

Горячий морской ветер возник из небытия, подхватывая мои прямые черные волосы, легким дуновением овевая кожу.

Сзади мои плечи обхватили мужские руки. Они скользнули по шее, отодвигая волосы, и я вздрогнула от поцелуя, горевшего там, где шея переходит в ключицу.

– Джо, – его шепот был столь же нетерпеливым и дрожащим как его пальцы. – Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Не важно, по какой причине.

Я обернулась. Дэвид снова стал моим Дэвидом: волосы слегка длинноватые для того, чтобы считаться аккуратной стрижкой, глаза теплого цвета меди, губы, созданные для поцелуев. Я обвила его руками и прижалась к нему. В его теле так много напряжения, но оно было правильным. Наконец-то. Свечение билось белым шумом голубых всполохов вокруг созданного мной энергетического пузыря, но сейчас это было не важно. Мне хотелось навсегда остаться в его объятиях.