– Еще бы. Девка перед тобой разве что не пляшет, чего бы не делать вид, будто ни о чем не подозреваешь.

– Я не просил ее приходить. – Краска начала заливать щеки Лина.

– Но не прогонял, – заключила Фета, успокаиваясь. – Свою летунью себе намечтал, а девчонка моя и рада была тебе подыграть. По силе, милок, она не нам с тобой чета. Нельзя, чтоб о ней узнали… Никак нельзя.

– Это не ее сила! Это сила Братства… – Крылатый даже привстал на подушках, но кашель тут же уложил его снова.

Фета вытащила из кармана передника связку трав, подожгла ее о пламя свечи, подула, чтобы тонкие стебли не горели, а лишь тихонько тлели, исходя пахучим дымом, и поднесла пучок к лицу Лина.

– У нее прав на вашу силу куда больше, – наставительно сказала старуха, пока он жадно вдыхал дымок. – Я ее ращу сиротинкой не для старика, не для Братьев твоих. Нет. Рано о ней еще узнавать, вот если бы Алиса вернулась…

Лин вздрогнул, отворачиваясь от Феты.

– Алиса вернется, – прошептал он.

– А коль вернется, так ей нужна будет моя девочка. – Старуха присела на кровать рядом с Крылатым, расправляя завернувшийся ворот его рубашки. – Ничего не выйдет, если Юли повесят на площади. Не говори про нее – никому не говори!

Лин, продолжая сверлить взглядом стенку, чуть заметно кивнул. Потом выдавил сквозь зубы:

– Я подумаю.

– Подумай, соколик, хорошо подумай, – вздохнула Фета, поднимаясь. – Буря-то до утра теперь выть будет. Времечко тебе подумать есть. Никто не придет, никто не помешает.

Она проковыляла к двери и остановилась там. Лин медленно перевел взгляд от стены к входу. Он точно знал, что увидит: сгорбленная, поддерживающая рукой поясницу, седая, морщинистая, слабая, привычная всем Фета. Крылатый помнил ее такой с самого детства. Он слушал ее глупые сказки и приносил ей с вылазок высохших песчаных тараканов.

Но у двери стояла незнакомая женщина. Статная, как сильное дерево, с гордым профилем и абсолютно прямой спиной, она смотрела на Лина не моргая. Взгляд ее мерцающих серебряных глаз пронзал его насквозь. В комнате вдруг запахло влажной землей и прелыми листьями. Женщина откинула за спину тяжелую косу и протянула к юноше руку. Тонкие, фарфоровые пальцы выскользнули из широкого рукава ее изумрудного платья.

– Думай, Крылатый. Но если надумаешь не так, то уж не обессудь, – раздался наполненный властной силой голос, и Лина обдало потоком обжигающего ветра.

Лин зажмурился, а когда открыл глаза, в комнате уже никого не было. Лишь тонкий изумрудный листик, медленно кружась, опустился на пол там, где мгновение назад стояла старая Фета.

* * *

Бабушка не приходила. Живот начало сводить от голода, но Юли так и не осмелилась опустить ноги с кровати. Лазарет погрузился в странную, непривычную тишину. Только ветер тянул свою песню, засыпая серым пеплом пол у окна, да первые сумерки опускались на запыленные, пустынные улицы за окном.

Юли сунула руку под матрас и нащупала старую книжку. Тревога грозила накрыть девушку с головой, обратившись паникой. Нужно было отвлечься от тяжелых мыслей, но сон не приходил, а сидеть, уткнувшись лбом в колени, ловя каждый шорох в коридоре, было невыносимо.

Юли наугад открыла книгу где-то посередине и опустила взгляд на первую строку на странице.

«Выйти из границ тела, стать светом, стать страждущим и силой, что его полнит. Предчувствие первой ступени накроет с головою каждого, решившегося на шаг в небытие».

Знакомые буквы складывались в понятные слова. Но когда Юли чуть слышно проговаривала фразы целиком, у нее покалывало язык.

«Жреческий круг затворничества и поклонения Роще разомкнется перед Лекарем. Он покинет дом свой, что был ему тюрьмой, он покинет мир свой, устоявшийся во тьме, он придет к свету, способному исцелять недуги каждого, кто желает исцеления».

Протяжной болью заныли кончики пальцев. Синие жилки на запястьях перечеркивали полупрозрачное полотно кожи. И только следы вчерашней борьбы с Крылатым темнели на предплечьях. Юли осторожно провела по одному из синяков, но не почувствовала боли, наоборот, пятно будто бы побледнело, согреваясь от прикосновения.

«Путь Лекаря – есть путь отречения от людского бытия. Лекарь не имеет дома и земли, он не молится в Роще, не просит милости у государя. Лекарь стремится быть там, где нужны свет и сила, напитавшие его в избытке в святых местах».

За дверью послышались шаги. Бабушка быстро ковыляла по коридору. Мимо своей комнаты и общего зала, мимо одиночной палаты и закутка Юли, мимо тяжелых больных и новичков она шла к двери. За окном выл ветер, бросая песок и золу в ставни лазарета.

Юли выбралась из-под одеяла и вскочила, чувствуя, как приятно холодит пол ее разгоряченные ступни. На ней была длинная рубаха, в которую обрядила ее Фета, когда она еще не пришла в себя. Подойдя на цыпочках к двери, девушка осторожно выглянула в коридор.

Фета стояла у самого выхода, прислонившись лбом к стене. Юли прислушалась. Бабушка что-то шептала, мерно покачиваясь.

Медальон на груди призывно задрожал. Юли дотронулась до него пальцем и почувствовала, как деревянная пластина нагревается от ее прикосновения. Жар разбегался широкими кругами от груди по всему телу, как расходятся по воде круги от брошенного в нее камня. Лицо девушки пылало. Она, словно в забытьи, принялась покачиваться из стороны в сторону, подражая движениям Феты.

– Дай мне знак, поющий, – шептала старуха. – Дай мне знак, как поступить. Ты проклял меня видеть смерть, но не умирать. Ты вручил мне последнее знание, так дай же знак! Помоги выбрать, поющий!

Бабушка медленно опустилась на колени, пряча лицо в плотно сомкнутых ладонях.

– Я не могу дать волю силам, что живут во мне, без твоего согласия! Дай мне знак, поющий! – Шепот перерос в рычание.

Фета застыла, словно ждала ответа. И ветер, бушующий снаружи, ответил ей. Одним мощным порывом он распахнул тяжелую дверь. Бабушка быстро поднялась. Она всматривалась во что-то на улице.

Юли, забывая, как дышать, сделала пару шагов по коридору, желая увидеть то же, что видит Фета. Но за порогом шумела пыльная буря. Ветер разносил по улицам все, что сумел принести из-за гор. Песок медленно оседал на дома, меняя привычный облик Города. Снаружи не было ничего, похожего на знак.

Но Фета, вытянувшись в струнку, разглядела что-то. Она, не оборачиваясь, шагнула за порог. Ветер плотоядно заурчал, поглощая жертву.

Юли ринулась по коридору к выходу в надежде успеть схватить бабушку за рукав, затащить ее обратно. Но за порогом ее уже не было, не было ее и на крыльце, двор тоже оставался пустым.

И только когда она всмотрелась вдаль, Юли показалось, что за поворотом дороги, в серо-желтом завихрении бури мелькнула высокая фигура женщины в дорогом изумрудном платье.

Девушка растерянно моргнула, и женщина растаяла в пыльной пелене. Ветер уже успел нанести за порог целую кучу серого песка. Юли медленно потянула тяжелую дверь на себя. За ее спиной кто-то надсадно кашлянул. Раз, другой. Из соседней палаты ему ответили судорожными хрипами. Все снова утихло.