– Мы скажем Симбирцеву, что ты тут сидишь, – сказала Алька. – А он, может, за тобой на белой лошади прискачет. Или на квадроцикле. Тебе что больше нравится: лошадь или белый квадроцикл?

Аделина не ответила, Алька продолжала размышлять:

– Лошадь тебя, наверное, испугается…

Аделина скрипнула зубами, Алька отскочила в сторону.

– Значит, квадроцикл. – Она показала старшей сестре язык и выпрыгнула из автобуса.

– Послушай, ты, бестолочь, – прошептала Аделина мне. – Ты головой хоть иногда думай, а? Я понимаю, тебя со стола в детстве уронили, а потом подменили, но все-таки хоть что-то ты должен соображать?

– Я соображаю.

– Сомневаюсь. Если бы ты…

Если бы я был хоть чуть умней, то мы бы сейчас не сидели тут. В моем возрасте пора уже начать думать не только о себе, пора думать о жизни, и вообще, я как-то совсем не похож ни на мать, ни на отца, ни на бабушку, это потому, что…

Я не стал дослушивать, вышел на воздух. Помахал Аделине, но она только отвернулась.

– Да ну ее, – Алька подобрала палку, принялась размахивать ею над головой. – Дура. Пусть парится, а мы по воздуху. Нам, кажется, туда.

Если по прямой, то через лес получалось. В чащу соваться не хотелось, мало ли…

– Не пойдем, – сказал я.

– Почему? Там могут быть ландыши, я нарву букет. Прикинь, принесем Симбирцевым ландышевый букет!

– Там клещи, а не ландыши. В этом году полным-полно энцефалита, принесем не букет, а кровососов. Лучше нам до тропинки дойти, и там уже срежем. Короче, пойдем до тропинки.

– Ладно, – согласилась Алька. – До тропинки так до тропинки. Только у меня что-то нога болит.

– На закорках я тебя не потащу, – предупредил я. – Если хочешь, можем вернуться к автобусу.

– Не хочу. По дорожке так по дорожке.

Алька свистнула и пошлепала по тропинке за остальными пассажирами. Я тоже. Продвигались мы не очень скоро, потому что Алька наслаждалась волей. Размахивала прутом. Свистела. Подпрыгивала и повисала на нижних сосновых ветках. Искала строчки, а находила прошлогоднюю бруснику, кстати, вполне сладкую. Трясла молодые березки и умудрилась добыть трех майских жуков, причем одного черномора.

Я тоже радовался. В мыслях от весеннего воздуха образовались пустота и прохлада, я думал о предстоящем лете, о том, что это последнее по-настоящему свободное лето в жизни, к ЕГЭ готовиться не надо, можно хорошенько отдохнуть. Отцепиться от всего этого семейного колхоза и рвануть в сторону… В сторону. Куда, я еще толком не решил, наверное, к югу. Или к северу, к югу все подряд ездят, север – выбор мастеров. Интересно, на севере есть лагеря отдыха? На юге-то есть…

Алька притащила кусок смолы и сказала, что ее можно жевать, сейчас, весной, она особенно полезна.

– Двадцать минут жуешь и никакого пародонтоза.

Алька откусила и стала жевать. Я тоже откусил. Смола как смола, ничего себе, жуется. Алька даже пузырь попробовала выдуть, а потом стала рассказывать, что личинок короедов надо жарить обязательно со смолой, так вкусней.

Про поход к Симбирцевым мы почти забыли. Да и что там интересного, собственно? Пироги с брусникой? А тут весна. Березовый сок, Алька умудрилась найти подсочку и притащила полбутыли мутной кисловатой жидкости.

От других пассажиров мы отставали все больше и больше и в конце концов остались на дороге совсем одни.

– Надо было у местных спросить, – резонно заметила Алька. – Как до Тенистого ближе.

– Можно догнать, – предложил я. – Вряд ли они далеко оторвались.

– А давай побежим? – предложила Алька.

– У тебя же нога болит, – напомнил я.

– Да не болит уже.

Алька попрыгала, прыг-прыг, и сразу же побежала. Ну, я за ней. Пробежали, впрочем, совсем недолго, за поворотом уже и нагнали – у края дороги стояли тетка с ведром и саженцами и мальчишка с банкой. Тетка ругала мальчишку, а он мотал головой.

Мы приблизились, я понял, что тетка велит мальчишке выкинуть карасей и тащить саженцы – она ведь не лошадь, а мальчишка упорствовал. Жаль ему было карасей.

– Давай я понесу, – предложила Алька. – Банку.

Алька такая. Легко знакомится с людьми. Десять минут поговорит – и все, лучшие друзья. Театральная студия.

– Давай банку, – сказала Алька. – Я понесу.

Мальчишка поглядел на тетку, та кивнула. Мы двинулись дальше. Теперь мальчишка тащил саженцы, Алька карасей, а тетка ведро. Я попробовал вызваться тетке на помощь, однако ведро она выпускать не собиралась, видимо, у нее там была бесценная рассада.

Впрочем, Алька не смогла нести банку долго, сдулась через сто метров, и дальше ее тащил уже я. Однако скоро я заметил, что караси скисают, кислород у них заканчивался, и они явно собирались всплывать пузом вверх. Я указал на это обстоятельство, мальчишка сказал, что тут уже недалеко, он их в пруд собирается выпустить, для зарыбления…

– Без воздуха скоро сдохнут, – перебила Алька. – Минут через…

Она прикинула на глазок объем банки, скорость потребления кислорода и добавила:

– Шесть. Надо туда подышать.

Тетка вздохнула. Обреченно так. Точно это ей в банку с карасями подышать предложили.

– Мы пешком или ползком? – спросила она. – Нам еще обратно возвращаться, а ты со своими ротанами…

– Это караси, – поправил мальчишка. – Папа сказал, что они приживутся.

– Ладно, – махнула рукой тетка. – Только…

Она стала озираться. С напряжением. Я заметил это напряжение, но значения не придал. Потому что весна, солнышко, ветер дует, и вообще настроение слишком хорошее, даже и не подумал, дурак.

А надо было думать. Думать всегда надо.

– Надо трубку найти, – Алька шагнула в сторону, в прошлогодние сухие кусты. – Можно макаронину. Нет макаронины?

– Нет, – ответила тетка.

– Жаль. Тогда я сейчас.

Она пошуршала зарослями и почти сразу вернулась с толстой высохшей травиной, сунула ее в банку и дунула. Пошли пузыри.

– Там же это… углекислый газ… – Мальчишка растерянно подышал.

– Это не так, – поправила Алька. – В выдохе вполне достаточно кислорода, недаром же искусственное дыхание делают.

Алька смотрит «Дискавери». И «Кругозор». Еще «Выживание». «Знание – сила». «Дневники Леонардо». Плюс еще десяток познавательных программ, причем некоторые на английском языке, чему только в этих передачах не учат, вот, карасей спасать. Или как короедов в пихтовом масле жарить, очень питательно.

– Это называется аэрация, – сообщила Алька. – Ты шагай равномерно, а я буду через каждые десять шагов дуть. Как?