— Кому вы это рассказываете!

Барт помолчал, морща и без того морщинистый лоб.

— И куда вы пошли?

— Подсел к одной очень странной компании — невероятно странной! Четыре женщины и четверо мужчин, каждый сам по себе. Какой-то «чаббист», уж такой надменный, смотрел на всех сверху вниз, остальных обозвал филистерами. Другой мужчина очень толстый — я тогда подумал, что им скоро займется похоронное бюро. И старушкой тоже — дыхание тяжелое, ногти синюшные. Несколько человек пьяные, в смысле совсем в стельку, особенно один — высокий, худой и смуглый. Смотрел только в стакан и продолжал напиваться. Еще там была молодая девушка, симпатичная, она, похоже, чувствовала себя не в своей тарелке. Потом женщина постарше — такая измотанная, что казалось, вот-вот положит голову на стол и заснет. Вряд ли пьяная, просто очень устала. Четвертую женщину я узнал, ее все знают, — Диди, проститутка. Не представляю, как ее туда занесло.

Кармайн слушал как завороженный, не зная, прервать ему рассказ Барта или попридержать вопросы, пока тот не закончит. Решил, лучше не мешать.

— Четвертый мужчина был очень молод — наверное, студент. Чем-то похож на «чаббиста», только тот красивый, а парень как раз наоборот. Я сел на свободный стул между толстяком и «чаббистом». Еще один свободный стул стоял между мистером Выпивохой и заносчивым пареньком. Сразу после меня подошла женщина и села там. Тоже пьяная, еле на ногах держалась, Кажется, у нее с Выпивохой были какие-то счеты.

«Теперь пора подключаться», — решил Кармайн.

— Почему вы все так подробно помните, Барт, спустя пять месяцев?

Какой-нибудь пронырливый адвокатишка обязательно задаст этот вопрос. Лучше знать заранее, как на него ответит Барт.

— Моя работа — помнить каждую мелочь, — несколько уязвленно, с достоинством сказал Барт. — Кто где сидит, кто с кем не разговаривает, какой цвет не любят Машетти, а какой Кастелано — организация похорон требует тонкого подхода. И выбросить все из головы на другой день я тоже не могу. Неизвестно, кого выберет смерть следующим и когда те же самые люди обратятся ко мне снова.

— Ваша правда, Барт. Вы можете описать ту пьяную женщину?

— Конечно. Очень красивая, повыше рангом, чем остальные четыре женщины. Блондинка, с короткой стрижкой. Была одета в бледно-голубое платье, очень элегантное. Толстяк попытался было ухаживать, но она на него ноль внимания. Она вообще ни на кого не смотрела, была занята пьяным типом. Думаю, он важная птица, судя по тому, как на него смотрели остальные мужчины — и толстяк, и «чаббист», и молодой парень, — вроде боятся его и в то же время нуждаются в нем. Хотя парень — нет. Тот прислушивался, прямо как Нетти Марчиано, чтоб, не дай Бог, не пропустить какую-нибудь сплетню.

— А было что слушать? — Кармайн спросил.

— Ну, красавица и мистер Выпивоха были любовниками, которые недавно расстались, — потому-то она на него и сердилась, если это можно так назвать. — Барт виновато улыбнулся. — Всю жизнь говорил эвфемизмами, теперь трудно отвыкать. Она была злая как черт! Правда, едва ли это произвело впечатление на Выпивоху — он уже ничего не соображал. А она этого не замечала.

— Вы помните, о чем они говорили? Только о личном? Она упоминала какие-либо имена?

Барт нахмурился.

— Да, имена называла, но я их не запомнил. Все незнакомые. Кроме одного — Филомена, есть такая святая, но никогда не слышал, чтобы так звали живую женщину. Да, еще у столика постоянно крутились официанты — наверное, из-за того пьяного типа. Их начальник что-то нашептал им на ухо, и они старались вовсю — наполняли бокалы, убирали посуду, подавали пепельницы. Красавица напилась еще больше и начала нести всякую околесицу. Что-то про Россию, как пожимала руку Сталину и целовала лысину Хрущева — много чего. Потом наклонилась к Выпивохе и стала шипеть ему в ухо — дескать, он даже не представляет, что творится в его собственной компании, и про какого-то там предателя. С-с-с да с-с-с, злобно так, мстительно. А тип тот уже лыка не вязал, так что вряд ли вообще что-то слышал. Толстяк пытался убедить их выпить кофе, и все трое официантов рядом крутились.

Впервые после дела Призрака Кармайн почувствовал, как ему в мозг вонзились ледяные иглы. Он смотрел на Джозефа Бартоломео с благоговением, поражаясь нежданной удаче.

— Что произошло потом?

Барт пожал плечами:

— Не знаю, Кармайн. Я заметил стол, где сидели мои знакомые, и перебрался туда. Брр! Никогда так не радовался лицам друзей.

— Позже, Барт, вам, возможно, придется выступить с показаниями в суде. Постарайтесь ничего из этого не забыть.

Невыразительные серые глаза широко раскрылись.

— Я никогда и ничего не забываю.

Кармайн проводил Барта к зданию страховой компании «Мускат», с чувством пожал на прощание руку, затем отправился на поиски Эйба и Кори.

До сих пор в том, что касалось шпионажа, Кармайн в разговорах с ними ограничивался только намеками и самыми необходимыми сведениями. Теперь в тиши своего нового кабинета он посвятил сержантов во все детали, резюмировав:

— Ну, смотрите, если кто из вас ляпнет хоть слово, даже собственной жене, я вам обоим яйца оторву. На карту поставлены моя карьера, да и ваша тоже. Я доверяю вам, парни, не подведите.

Кори и Эйб обменялись друг с другом взглядами, в которых читались триумф и облегчение — наконец-то стала ясна истинная подоплека этого чертовски запутанного дела.

— Как только Эрика протрезвела и поняла, что натворила, — сказал Кармайн, — она призналась во всем своему шефу, Улиссу. Вас это удивляет? На первый взгляд это кажется глупым. Но католики ведь исповедуются священнику, верно? Эрика верила в свою идеологию не хуже религиозного фанатика. Чихнуть не смела без разрешения Улисса. Как я понимаю, она рассказала Улиссу все подробности и заверила, что никто не обратил на ее откровения ни малейшего внимания, а меньше всего — сам Скепс. Улисс не сомневался, что она говорит правду. Она полностью зависела от него и боялась.

— Итак, Эрика раскрыла карты, и Улисс знал об этом, возможно, уже на следующий день, четвертого декабря, — рассуждал Кори, пытаясь понять чуждую ему логику. — Но, Кармайн, до убийств прошло четыре месяца! Почему Улисс ждал так долго?

— Думай, Кори, думай! — терпеливо сказал Кармайн. — Убийство одиннадцати человек — масштабная операция. Улиссу требовалось время, чтобы ее спланировать.

— И чтобы все забыли о банкете, — прибавил Эйб. — Улисс — ушлый парень, он понимал, что убийство и шпионаж влекут разные последствия. Я не говорю, что шпионы не убивают, но они делают это тайно. Убийство гражданских лиц скрыть трудно. Планируя несколько убийств, он должен был учитывать, что полицейские станут всюду совать нос, а некоторые из них тоже могут оказаться ушлыми парнями. Копы по особо тяжким преступлениям шутить не любят.

— Я понял, — сказал Кори. — Улисс не хотел никого убивать, но если бы пришлось, предпочел бы устранять своих жертв постепенно, по одному. В большом городе это не проблема. В Холломене — немыслимо. Некоторые из жертв были важными персонами, их убийства просочились бы в прессу. Кто-то из потенциальных жертв мог сообразить, что к чему. Они-то знали, что были на банкете. Значит, если убивать, то убивать внезапно.