Выбранный в 752 г. в папы Стефан III засылал посольства к королю и большими подарками старался расположить его к миру. Но Айстульф предъявлял такие требования, какие папе казались насмешкой и издевательством. Находясь в отчаянном положении, папа отправил жалобу и просьбу о помощи в Константинополь в надежде, что новый император найдет возможным поддержать вооруженной силой свои интересы в Италии. Между тем как разгневанный упорством папы король посылал в Рим страшные угрозы и обещал ничего не пощадить, если его требования не будут исполнены, римское население совершало религиозные процессии по церквам и, посыпав головы пеплом, молилось Богу об освобождении от страшной опасности. В это же время папа, устраивая процессии и принимая в них личное участие, нашел возможным тайно отправить письмо во Францию к королю Пипину, в котором просил его принять меры для безопасного путешествия наместника св. Петра в его столицу. Так начались сношения пап с Каролингами, совершенно изменившие ход событий в Италии и имевшие вместе с тем громадное значение для истории Византии.

Изложение истории сношений пап с Каролингами отвлекло бы нас слишком далеко от времени Льва Исавра, и потому мы возвратимся к этому вопросу в одной из последующих глав. Здесь же уместно будет бросить взгляд на любопытное явление движения греческого православного населения из восточных областей в Италию, имевшее громадное культурное значение в средние века. Было бы не совсем справедливо утверждать, что это движение началось с VIII в. и вызвано иконоборческой политикой.

Со времени мусульманских завоеваний в Сирии и Палестине православное население спасалось большими массами в Египет и Африку, пока здесь не угрожало арабское нашествие. Но с тех пор, как арабы утвердились в Африке и в конце VII в. окончательно лишили греков их африканских владений, Сицилия и Южная Италия сделались естественным приютом для гонимых христиан, в особенности из монашествующего духовенства, которые начали сильно колонизовать Южную Италию. Мы заметили уже, что хотя иконоборческая политика наиболее встречала сопротивления среди греческого населения, но сирийский и арабский Восток и инородческие элементы Малой Азии не были так враждебно настроены против иконоборческих эдиктов, как христианский Запад и в особенности Италия, в которой национальное освободительное движение против греческого господства нашло в иконоборческой политике императоров прекрасное средство для оживления и поддержания этой борьбы. Здесь иконоборческий вопрос перешел слишком скоро на политическую почву. С одной стороны, Рим поощряет антивизантийское движение в греческой Италии, с другой — император отвечает актом отделения от римского престола значительной части его владений и отчуждением церковных имуществ в пользу государства. В VIII в., в особенности с тех пор, как началось преследование монахов и ограничение монастырских привилегий, Южная Италия сделалась прибежищем гонимых и недовольных. Полагают, что число переселившихся в Калабрию и Отранто доходило до 50 тыс. человек [221]. В одной только Калабрии насчитывается до 97 монастырей ордена св. Василия, основанных в это время, в Россано было 10 монастырей с 600 монахов.

В Южной Италии сохранились от иконоборческой эпохи значительные христианские памятники — рукописи, иконы и другие произведения христианского искусства, — подвергавшиеся опасности уничтожения в городах и монастырях империи. Италия сделалась почти недоступна для иконоборцев, так что здесь в течение VIII в. возникла живая и непрерывная религиозная струя, соединявшая греческий Восток с Западом. Греческие монастыри, образовавшиеся в Италии, будучи враждебно настроены против религиозных увлечений иконоборческих императоров, вместе с тем служили их политическим целям, поддерживая в Италии греческий культ, язык и содействуя эллинизации страны. В то время как постепенное отделение Италии от империи становится бесповоротно совершившимся фактом, греческая Италия — Калабрия, Отранто и Бари — в той же степени укрепляет свои связи с империей и под наименованием византийской фемы сохраняет совершенно чуждый латинству характер. Особенности церковной жизни, развившиеся в греческой Италии, обнаружат свое действие в последующие века и в свое время будут отмечены.

Оценка внутренней деятельности Льва во всей ее совокупности встречает и до сих пор значительные трудности, которые далеко еще не превзойдены. Причина тому столько же заключается в недостатке, а частью и намеренном искажении источников, сколько в общем несочувственном отношении к Льву как виновнику иконоборческого движения, которое разделяла вся церковная партия, возобладавшая после иконоборческих царей и наложившая печать ненависти или презрительного молчания на память об его деяниях. Нужно отдать себе отчет в том, что в иконоборческий вопрос было внесено много страстности и раздражения и что в связи с эдиктами Льва шло вперед развитие умственной, нравственной и общественной жизни.

При выяснении термина «иконоборчество» нельзя отправляться из тех положений, которые нами выведены на основании содержания эдиктов, притом же не сохранившихся в оригинале, а следует всмотреться в силу отражения, с какой царское слово против святых икон отозвалось в монастырях, в селах и деревнях, и как общим чувством религиозного раздражения могли воспользоваться лица и сословия, видевшие в Исаврах личных врагов, которые притом не имели связей с придворными и служилыми слоями империи. Иконоборческое движение направлялось к тому, чтобы захватить самые существенные вопросы христианского вероучения. В связи с догматическими церковными верованиями о божественном домостроительстве, о воплощении, о культе Богородицы иконоборческое движение вскоре должно было затронуть практические вопросы, именно обряды или формы, в коих выразилась церковная жизнь в Византии: о монашестве, о церковных имуществах, о переустройстве всей церковной жизни. Таким образом, то движение, которое связано с именем Льва Исавра, затронуло весьма глубоко самые тайники жизни общества и имело тенденцию поколебать устои, на коих покоился религиозный и социальный строй империи. С течением времени к иконоборческому движению присоединяются мотивы политические; наконец, оно осложняется борьбой национальностей, в которой угрожала опасность греческому элементу, служившему основой того порядка вещей, который выражается в термине византинизм. Все эти обстоятельства, привнесшие большие осложнения в развитие иконоборческого движения, не могли не повлиять на оценку деятельности родоначальника исаврийского дома, придав неправильное освещение и таким фактам, которые не имели иных целей, как достижение общего блага и исправление очевидных недостатков.

В предыдущих главах мы пытались выяснить содержание иконоборческого эдикта и ближайшие следствия, которыми он сопровождался. Нужно признать, что Лев не пошел так далеко, как его сын, в принудительных мерах по отношению к иконопочитателям: его отношения к римскому папе объясняются не религиозными мотивами, а политическими, в которых и следует видеть причину той страстности, с которой велась борьба. Едва ли можно составить правильное понятие о характере Льва на основании его иконоборческого эдикта, который при нем не был проведен во всей последовательности. Есть другие государственные акты, принадлежащие этому царю, по которым лучше можно судить о задачах и целях, преследуемых его правлением.