— Да я давно, обратил на это внимание. Одинаково здесь все одеты. Причёски у них тоже похожие. К тому же такие все тощие, что не поймешь, кто же перед тобой, мужик или баба. — посочувствовал слушатель.

— Пока не пощупаешь, и не узнаешь, — согласился первый мужчина.

Отряд поднялся на пологий пригорок, и Григорий увидел впереди деревушку. Она мало чем отличалась от той, откуда парень ушёл часа два назад. Только была чуть побольше.

Спустя пять минут, они подошлю к поселению, где их ждал обед. Здесь лейтенант почему-то напрягся и отдал достаточно странный приказ. Рота тотчас разделилась на две половины и зашла в поселение сразу с обоих концов.

Две части солдат встали на единственной улице, рассыпались в малые группы и короткими перебежками устремились навстречу друг другу. По пути они проверяли все фанзы одну за другой.

Григорий решил, что командир всё-таки прав. Хоть и говорил им майор, что нет здесь японцев, а кто его знает, что тут случилось за прошедшее время? Вдруг подъехала какая-нибудь самурайская часть и теперь прячется в низких крестьянских избушках?

Однако, их рота наткнулась то на, что оказалось значительно хуже, чем встреча с врагом. Осматривая домик за домиком, штрафники быстро добрались до середины посёлка и встретились на некоем подобии маленькой площади.

Здесь находилось единственное на всю деревню строение, сложенное из ошкуренных бревён. Скорее всего, это было какое-то правительственное учреждение, к примеру, управа района.

Оказавшись на месте, Григорий увидел такую картину, от чего у него волосы встали дыбом на темени. Перед глазами бойца прошли многие ужасы кровопролитной войны. Несмотря на свой большой опыт, с таким чудовищным зрелищем парень ещё никогда не встречался.

На переднем фасаде неказистого здания были распластаны десять советских солдат. Но не так, как римляне распяли Иисуса Христа, на обычном кресте. Раскинув руки и ноги в разные стороны, они висели, словно пародии на пятиконечные звезды.

Огромные гвозди, вколоченные в запястья и щиколотки, держали мёртвых бойцов в вертикальной позиции. Лбы всех покойников пересекали верёвки. Концы этих привязей, крепились к бревенчатой стенке. Благодаря им, подбородки убитых людей не могли опуститься на грудь.

Однако, на этом мучения красноармейцев не кончились. Судя по внешнему виду, кости конечностей у них были все перебиты во многих местах. Кожу исполосовали ударами плети.

Всем покойным при жизни выкололи глаза и под корень отрезали носы, губы и уши. Обезображенные лица бойцов смотрели на штрафников пустыми чёрными ямами и скалились рядами зубов.

Безжалостные палачи рассекли гортани несчастных и сквозь эти дыры вытащили наружу их языки. Мясистые отростки багрово-сизого цвета свешивались на шеи несчастных, словно ужасные галстуки.

Натешившись страданиями несчастных людей, трудолюбивые китайские граждане осторожно вспороли им животы. Они вынули неповреждённые внутренности умиравших бойцов, аккуратно расправили всю требуху и свесили вниз.

Густое переплетение кишок и прочих органов тела бесформенными грязными лентами опускалось на землю и лежало в дорожной пыли. Деревенские куры, собаки и кошки крутились поблизости. Они клевали и грызли всё то, что им преподнесли на поживу. Полчища упитанных мух облепили останки людей.

Начинавший войну лейтенантом, командир роты Григория с боями прошёл почти всю войну. Он дослужился до звания майор, но потом, дал в морду полковнику. Военачальник послал его часть на верную смерть, обещал дать подкрепление, но не сдержал данное слово. Все люди погибли не за понюх, табаку.

Майор был разжалован и сослан в штрафбат. Там он реабилитировал себя пролитой кровью, получил нижний чин офицера и был направлен командовать ротой солдат-штрафников.

Он многое видел за свою непростую карьеру, но когда узрел эту невероятную жуть, то замер на месте, как столб. Потом вдруг потемнел суровым лицом и хриплым голосом отдал приказ:

— Похоронить всех погибших! — С трудом сглотнув ставшую вязкой слюну, он твёрдо добавил: — Всё население деревни расстрелять прямо на месте! — потом повернулся на пятках и, спотыкаясь, словно слепой, двинулся в степь.

Озверевшие от картины чудовищной казни, штрафники взяли наизготовку оружие, и пошли выполнять команду начальства. Они врывались в тесные мазанки жителей и, стоя возле дверей, полосовали автоматными очередями по всем, кто находился внутри.

Стреляли, не обращая вниманья на то, кто перед ними: мужчины, женщины, старики или дети. Минут через двадцать, кровавая бойня закончилась. Волоча ноги и сгорбившись, измученные расправой бойцы, вернулись на сельскую площадь.

Григорий и десяток солдат, которые не могли убивать всех подряд, занялись другим скорбным делом. Осторожно, словно боясь разбудить, солдаты сняли несчастных людей с бревенчатой стенки. Они аккуратно вложили внутренности в опустевшие полости и перебинтовали верёвками разрезанные ножом животы.

Другие парни нашли несколько заступов и остальной инструмент, в котором нуждаются плотники. Затем сорвали деревянные двери с ближайших домов и сколотили прочные длинные ящики.

Вернувшиеся с казни крестьян, штрафники взяли на плечи домовины погибших соратников и вынесли их из проклятой деревни. Они поднялись на ближайший пригорок и вырыли там одну могилу для всех.

Гробы на руках опустили в глубокую яму и закидали каменистой землей. Закончив с этой работой, они стали подравнивать насыпь на месте упокоения товарищей. К ним подошёл их командир. Лейтенант постоял с непокрытой, как у всех, головой и приказал:

— Первое отделение. Одиночными. Троекратный салют. Огонь! Огонь! Огонь!

Едва отгремели нестройные залпы, как на пригорок вылетел «газик» со знакомым майором. Он посмотрел на длинный холмик свежего грунта. Тут же скинул фуражку и, молча, постоял так с минуту. Потом отозвал лейтенанта в сторонку и приказал:

— Доложите мне обстановку. — Выслушав рапорт мрачного ротного, он побледнел и тихо сказал: — Вы арестованы и будете препровождены в штаб полка для выяснения всех обстоятельств. Сдайте оружие!

Лейтенант не стал перечить начальству. Только взглянул на бойцов, которые вдруг зароптали, и твёрдым взглядом остановил тех парней, что собрались его защищать. Он вынул из кобуры свой «ТТ» и рукоятью вперёд подал майору.

Офицер взял пистолет и бросил его в бардачок советского джипа. Он разместил штрафника между двумя автоматчиками, что находились на заднем сидении, открыл свой планшет и написал небольшую записку. Отдав бумагу шофёру, майор отправил машину в свой штаб. Затем повернулся к бойцам и сурово сказал:

— Сами натворили здесь дел, вот сами теперь и расхлёбывайте. Немедля зарыть всех погибших китайцев. Сровнять могилу с землей и дотла сжечь дома. Я буду здесь и прослежу за работой! Выполняйте приказ!

Майор нашёл камень, лежавший возле дороги и сел на него. Открыв свой планшет, он занялся изученьем карт и бумаг. Штрафники печально вздохнули и пошли