Агата уже была не та, что до встречи с Надзирателем. Изменилась и внешне и внутренне. Её фигура стала подтянутой, исчез двойной подбородок и вообще лишний жирок, кожа стала чистой – ни единого прыщика, черты лица слегка обострились, а волосы, которые она теперь собирала в «конский хвост», стали блестящими. Вчера вечером, глядя на себя в зеркало, Агата произнесла с иронией: «Я больше не хрюшка». А внутренние изменения… Она стала более рассудительной и теперь смотрела на многие вещи так, словно в них скрывалась тайна, которую обязательно нужно раскрыть. Её девизом могли бы стать слова: «Всё не так, как кажется».

Рисунок догорел.

Агата подождала, когда банка остынет, и отправилась с ней в лес. Пепел она развеяла на небольшой поляне – ветер подхватил тёмные чешуйки и унёс в неведомые дали. А Агата ещё долго стояла, глядя в серое небо и вдыхая запахи весны.

* * *

В середине апреля Полина и Игорь Петрович привели Агату в небольшую комнату первого подземного этажа. В центре помещения на странной койке с привинченными к полу ножками лежала женщина средних лет. Её руки и ноги были привязаны ремнями к специальным креплениям. Она дёргалась, шипела, скалилась и непрерывно гримасничала, демонстрируя различные оттенки злобы. Сальные волосы походили на какие-то водоросли, глаза были мутные, с красной сеткой сосудов. Внутри женщины что-то урчало и хрустело.

– Её привезли час назад, – угрюмо сообщил Игорь Петрович. – Она одержима, в ней гаул, нечисть среднего порядка. Гаул не слишком сильная тварь, но изгнать её сложно – цепляется, сволочь, до последнего.

– Женщину зовут Анфиса, – продолжила Полина, искоса глядя на Агату. – Муж, двое детей. Месяц назад они всей семьёй ездили в Турцию, видимо, там Анфиса и подцепила эту нечисть. Наши туристы частенько там что-нибудь цепляют, не страна, а рассадник какой-то. Минимальный контроль над нечистью. Впрочем, как и на всём Ближнем Востоке. Анфиса сначала впала в сильную депрессию, потом начались случаи лунатизма и вспышки ярости. Сестру свою избила, мужа едва во сне не задушила. Ну и, в конце концов, совсем потерялась. Сама видишь, во что она превратилась.

Агата догадалась, зачем её привели в эту комнату и показали несчастную Анфису. И именно сейчас она чётко осознала, что ждала шанса испытать себя, но не понимала, в какую форму это будет облечено. Но теперь поняла.

– Я это сделаю, – сказала Агата. – Попытаюсь.

Она пожелала, чтобы Полина и Игорь Петрович не стали сейчас говорить всякую банальную чушь вроде: «Тебя никто не заставляет», или «Хорошенько подумай», или «Это только твой выбор». Они ждали от неё действий и только действий, и такие слова она сочла бы лицемерием, которое опошлит важность момента, внесёт элемент глупости в серьёзный эксперимент.

Они промолчали, лишь Игорь Петрович с непроницаемой суровостью на лице жестом предложил Агате подойти к Анфисе.

Она подошла.

Одержимая выгнулась дугой, заскрежетала зубами, жилы на её шее побелели от напряжения, зрачки метались в тёмных глазницах, не в силах сфокусировать взгляд на чём-то одном. От женщины исходил какой-то гнилостный запах – Агата подумала, что так пахнет стоячая вода в болоте.

И что теперь? Агата чувствовала на себе пытливые взгляды Полины и Игоря Петровича. Что будет, если она не справится? Чёрт, да ведь она толком и не знает, что делать. Там, на заснеженной дороге, случился какой-то эмоциональный надрыв, тогда смерть была в одном шаге, и всё случилось само собой. А сейчас… Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, выдох, открыла глаза и всмотрелась в искажённое злобой лицо Анфисы. Смотрела, не моргая, напряжённо. Через минуту ей почудилось, что в чертах лица одержимой промелькнуло что-то знакомое. Колюня? Павел-Надзиратель? Сердце забухало, по позвоночнику поползла горячая волна. Злость зародилась, разрослась и превратилась в ярость.

Агата схватила женщину за руку, и в ту же секунду реальность начала расползаться – стены стали какими-то зыбкими, а потом они резко шарахнулись в стороны, словно волны отхлынули, потолок выплеснулся во тьму. Корчась, будто в агонии, растворилась в пространстве Анфиса, замерцала и исчезла кровать.

Какое-то время, показавшееся ей вечностью, Агата стояла в полной темноте. Ждала, лелея как драгоценное оружие свою злость.

И дождалась: вокруг неё начала складываться иная реальность. Именно складываться – брёвнышко за брёвнышком. Росли стены, мостился дощатый пол, разрастался потолок – всё это словно бы невидимый художник быстро-быстро рисовал в чёрном пространстве, причём бесшумно.

Агата повернулась на месте, разглядывая обстановку помещения: окна, через которые проникал мутный свет, лестница с перилами, ведущая на второй этаж, допотопная люстра, множество совершенно выцветших фотографий в рамках – на снимках с трудом угадывались лица, силуэты. Всё вокруг было трухлявым, пыльным, будто в тереме, в который сотню лет не ступала нога человека. По углам тянулась плотная вуаль паутины, бревенчатые стены в некоторых местах поросли какими-то на вид отвратными синюшными грибами.

Вот так поле боя! Агата была обескуражена. Смутно она понимала, что это мирок, созданный искалеченным разумом Анфисы, но каким-то уж слишком неожиданным был этот мирок. Что вообще это? Изба? Древний терем?

Приют чудовища – вот что! Агата решила поменьше задаваться вопросами. Она здесь не для этого. Её взгляд остановился на лестнице на второй этаж.

– Нам, наверное, туда, Викинг.

Берсеркер вышел из темного угла, словно всё время там стоял и только и ждал, когда его позовут. Огненно-рыжая борода, пронзительные чёрные глаза, рогатый шлем, мощные узлы мышц, сияющая лунным светом секира. Воин будто бы всем своим видом говорил: «Я готов к бою!»

Они поднялись по ступеням, зашли в коридор, в котором с одной стороны были закрытые двери, с другой – окна. Из окон сонно струился какой-то молочный неживой свет, в нем медленно кружилась пыль.

Агата отворила первую дверь – пустая сумрачная комната. Они с Викингом двинулись дальше по коридору. К стенам булавками было прикреплено много выцветших фотографий. Снимки и на полу валялись, как какой-нибудь мусор, и висели среди паутины. Агата разглядела на фотографиях детей, светловолосого мужчину, размытые пейзажи, предметы. Она решила, что это всё обрывки памяти Анфисы – блёклые, почти уничтоженные гаулом обрывки.

В следующей комнате тоже было пусто. Агата заглянула в окно – снаружи клубился серый, словно подсвеченный изнутри, туман. Жуткое местечко. Мертвенное какое-то. Агате пришла в голову тревожная мысль: а что если что-то пойдёт не так? Что если она застрянет здесь, в больном рассудке Анфисы? Смогут ли тогда маги её вернуть?

Она рассердилась на себя: раньше нужно было такие вопросы задавать! А теперь остаётся только на авось надеяться. Ну и на Викинга, разумеется. Назвалась груздем, залезла в кузов и будь теперь что будет.

Агата осторожно отворила дверь третьей комнаты и обомлела – в густом сумраке на пыльном полу сидела девочка в ужасных лохмотьях. На вид ей было лет шесть-семь. Худенькая – кожа да кости, – узкое бледное личико, растрёпанные тёмные волосы и чёрные дыры вместо глаз. Перед девочкой в воздухе плавали кубики с буквами на каждой из сторон.