Борг уставился в море. Ни разу в жизни ему не было так плохо, ощущение тоски и безнадежности накрыло с головой.

– Ты понимаешь, что это значит? Ничего отменять нельзя. Я не могу остановить Дикштейна, теперь он наш последний шанс.

Каваш молчал. Через некоторое время Борг взглянул на него: глаза араба были закрыты.

– Что ты делаешь?

Молчание продолжалось несколько секунд. Наконец Каваш открыл глаза и с вежливой улыбкой посмотрел на Борга.

– Я молился, – ответил он.

ТХ «СТРОМБЕРГ» ИЗ ТЕЛЬ-АВИВА

ДИКШТЕЙНУ ОТ БОРГА

КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

РАСШИФРОВКА ТОЛЬКО АДРЕСАТОМ

НАЧАЛО:

ПОДТВЕРЖДЕНО СУЗА ЭШФОРД АГЕНТ АРАБОВ ТОЧКА УБЕДИЛА КОРТОНЕ ОТВЕЗТИ ЕЕ И ХАСАНА НА СИЦИЛИЮ ТОЧКА ОНИ ПРИБЫЛИ СРАЗУ ПОСЛЕ ТВОЕГО ОТЪЕЗДА ТОЧКА КОРТОНЕ МЕРТВ ТОЧКА ЭТИ И ДРУГИЕ ДАННЫЕ ОЗНАЧАЮТ БОЛЬШУЮ ВЕРОЯТНОСТЬ НАПАДЕНИЯ НА ТЕБЯ В МОРЕ ТОЧКА МЫ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ МОЖЕМ ПРЕДПРИНЯТЬ ТОЧКА ТЫ САМ ВСЕ ИСПОРТИЛ ТЕПЕРЬ САМ И ВЫПУТЫВАЙСЯ

КОНЕЦ

Уже несколько дней на западе Средиземноморья собирались тучи. Ночью они наконец созрели, и сейчас «Стромберг» заливало дождем. Дул свежий ветер, и недостатки конструкции судна стали очевидны: началась сильная бортовая качка.

Нат Дикштейн ничего этого не замечал.

Он сидел в своей крошечной каюте за столиком, привинченным к переборке, с карандашом и блокнотом, расшифровывая сообщение Борга, и каждое слово пронзало его насквозь.

Он перечитывал сообщение снова и снова, затем отложил в сторону и тупо уставился в стену перед собой.

Бесполезно пытаться понять, почему Суза так поступила, бесполезно изобретать притянутые за уши предположения, что Хасан заставил ее силой или шантажировал или она действовала, исходя из каких-то своих заблуждений или верований… Борг сразу сказал, что она – шпионка, и оказался прав: поэтому-то она и занялась с ним любовью.

Далеко пойдет девочка…

Дикштейн закрыл лицо ладонями и надавил кончиками пальцев на глазные яблоки, но не смог избавиться от навязчивого видения: она стоит, прислонясь к буфету, совершенно голая, в одних лишь туфлях на высоких каблуках, и читает газету, дожидаясь, пока закипит чайник.

Самое ужасное, что он по-прежнему ее любил. До встречи с ней он был калекой, эмоциональным инвалидом, лишенным органа любви; она сотворила чудо, вновь сделав его полноценным. Теперь же она предала его, отняв все, что подарила, и он стал еще более увечным, чем прежде. Он написал ей любовное письмо. Господи, что же она сделала, прочитав его? Рассмеялась? Показала Хасану со словами: «Смотри, как я его зацепила»?

Дикштейн чувствовал себя слепцом, которому вернули зрение, а потом снова исподтишка ослепили.

Он обещал Боргу убить Сузу, если та окажется предательницей, но теперь понял, что солгал. Он никогда не причинит ей зла – несмотря ни на что.

Было уже поздно. Большая часть экипажа спала, за исключением дежурных. Дикштейн вышел из каюты и поднялся на палубу. Добравшись до планширя, он вымок насквозь, даже не заметив этого. Его окружала темнота: невозможно различить, где кончалось море и начиналось небо; потоки дождя струились по лицу, словно слезы.

Нет, он не убьет Сузу… Ясиф Хасан – совсем другое дело.

Отныне Хасан – его злейший враг.

Дикштейн любил Эйлу – и застал ее в страстных объятьях араба. Он полюбил Сузу – и оказалось, что ее соблазнил тот же самый соперник. Более того, соперник использовал девушку в борьбе против Дикштейна, надеясь отнять у него еще и родину.

Вот теперь он готов убить Хасана голыми руками – и остальных тоже. Эта мысль вытащила Дикштейна из глубин отчаяния. Место глухой тоски заняла ярость. Он представил, как захрустят кости, как запахнет страхом, порохом и смертью…

Борг считает, что на них нападут в море. Дикштейн стоял, вцепившись в леер, судно мотало из стороны в сторону, холодный дождь хлестал по лицу. «Да будет так», – подумал он и закричал навстречу ветру:

– Давайте, ублюдки, идите сюда, я жду вас!

Хасан так и не вернулся в Каир.

Когда самолет вылетел из Палермо, его охватило безудержное ликование. Судьба висела на волоске, но ему снова удалось перехитрить Ростова! Он не поверил своим ушам, когда тот велел ему убираться: казалось, его сейчас силой затащат на «Карлу» и ему не удастся принять участие в операции фидаев. Однако Ростов решил, что Хасан просто перестарался от неопытности и избытка энтузиазма. Ему даже в голову не пришло, что он может оказаться предателем. Да и с чего бы, ведь Хасан был представителем египетской разведки, к тому же арабом. Если уж подозревать его в двойной игре, то скорее на стороне израильтян: палестинцы, если и всплывут где-то случайно, по умолчанию всегда за арабов.

Все отлично складывается. Несчастный палестинский беженец умудрился перехитрить умного, надменного, высокомерного полковника Ростова и могущественный КГБ!

Однако это еще не конец. Пора объединиться с фидаями.

Из Палермо Хасан прилетел в Рим, где попытался сесть на самолет до Аннабы или Константины, что возле алжирского побережья, однако ближайшие рейсы были только до Алжира или Туниса. Он выбрал Тунис.

По прибытии Хасан нашел молодого таксиста на новеньком «Рено» и помахал у него перед лицом пачкой долларов, которую тот и за год не заработает. Проехав через весь Тунис, Хассан высадился в рыбацкой деревушке с естественной гаванью. Один из фидаев уже ждал его на берегу; укрывшись от дождя под яликом, он играл в нарды с рыбаком. Все трое залезли в рыбачью лодку и отчалили.

Был поздний вечер, на море штормило. Хасан, неопытный моряк, переживал, что моторку опрокинет, но рыбак лишь весело ухмылялся.

Дорога заняла меньше получаса. Завидев впереди возвышающуюся громаду, Хасан снова возликовал: у них есть свое судно!

Он вскарабкался на палубу, пока проводник рассчитывался с рыбаком. Махмуд уже ждал его, они обнялись.

– Надо срочно сниматься с якоря – дело ускорилось, – сказал Хасан.

– Пойдем со мной на мостик.

Хасан последовал за Махмудом.

Это было небольшое каботажное судно водоизмещением в тысячу тонн, почти новое и в отличном состоянии: все вокруг блестело. Большая часть жилых помещений находилась ниже уровня палубы; люк вел в единственный трюм. Судно предназначалось для оперативной перевозки небольших грузов и маневрирования в местных североафриканских портах.

Они постояли на передней палубе, оглядываясь.

– Именно то, что нам нужно, – отметил Хасан с нескрываемой радостью.

– Я переименовал его в «Наблус», – сказал Махмуд. – Это первое судно палестинского флота.

Хасан почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза.