Неожиданно комнату словно затопило кровью, обрызгав рубиновыми каплями стены.

Теперь звук сердцебиения сильнее прежнего отдавался у нее в ушах, складываясь в слова.

— Я животное… БУМ… БУМ… лисица, попавшая в западню… БУМ… БУМ… Идет охота… БУМ… БУМ… Охотники все ближе… БУМ… БУМ… все ближе… ближе…

Ман-По сидел на полу, вывалив объемистое чрево на сложенные крест-накрест ноги, и ревел, как бык, содрогаясь всем телом. Ревел скорее от страха и злости, нежели сожалея о содеянном. По крайней мере Мэнн думал так.

— Я лишь развозил мясо, — заявил подозреваемый, когда полицейский вошел в камеру. — И кормил свиней. Ничего дурного не делал. — Фон неожиданно подался всем телом вперед, оперся на руки и обложил Мэнна непристойными ругательствами.

Тот и глазом не моргнул.

— Хочешь увидеть своего папашу?

Ман-По перестал ругаться и согласно кивнул, продемонстрировав залитую слезами физиономию. Из приоткрытого рта прямо на ворот капала слюна.

— В таком случае тебе всего-навсего придется сказать, что случилось с женщинами на снимках. — Мэнн одну за другой стал показывать фотографии.

Ман-По покачал головой:

— Бедняжки… Они все умерли.

— Как они умерли?

— Не знаю. Умерли — и все тут.

— Это ты убил их, Ман-По… Не правда ли?

— Нет… нет… Нет!

— А что ты скажешь об этой? — Инспектор показал фотографию Беверли Мэтьюз, сделанную на свадьбе ее сестры. Полоумный некоторое время смотрел на снимок, потом лицо его сморщилось, и он зарыдал.

— Я не хотел убивать ее. — Фон с покаянным видом закачал головой.

— Но ведь убил, не так ли? А как насчет остальных? Брат похищал женщин для тебя, верно? Вы с братом держали их в заточении в старом хирургическом кабинете. Ты их там убивал?

Ман-По закрыл лицо руками.

— А потом отвозил трупы к себе на работу и там расчленял. Многие тела хранились у тебя на работе на протяжении долгого времени. Ты держал их в холодильнике, не так ли? Но потом пришлось избавиться от трупов, потому что ваша фирма должна была закрыться. Предстояли большие изменения, да, Ман-По?

Арестованный посмотрел на Мэнна широко открытыми глазами и кивнул. Потом его мощные плечи снова заходили ходуном от волнения, и он залился слезами. В носу хлюпало. Плача, Фон то и дело переводил дух, широко разевая при этом рот и забывая из-за расстройства глотать слюну.

— А что ты можешь сказать относительно последней жертвы? — спросил Мэнн, страшась услышать ответ. — Я имею в виду Джорджину. Что ты с ней сделал? И где она сейчас?

Полоумный одарил инспектора недоумевающим взглядом:

— Мисс Мад-ар-лин?

— Да, Джорджина, жившая на квартире у Люси. Девушка евроазиатского происхождения. Где она?

Фон покачал головой, заревел еще громче прежнего, а через некоторое время стал биться лбом о стену.

— Я только развозил товар — и все.

В камеру неслышно вошел Ли и встал у Мэнна за спиной.

— В общей сложности на стене обнаружены фотографии двадцати двух различных женщин, — прошептал он.

— А как насчет банок? Что в них?

— Женские органы: яичники, груди и так далее… Ах да! Одна банка целиком заполнена пальцами, срезанными с рук и ног.

— Надеюсь, команда экспертов обыскала также и квартиру?

— Сейчас они как раз этим занимаются. Но до настоящего времени ничего важного не нашли.

— А на фирме Йонг Дин Сум обыск делали?

— Одна из команд отправилась туда, но известий от нее пока не поступило.

— Мне нужен список ферм, поставлявших этой фирме свинину. Их нужно обыскать все до одной, а поставки мяса приостановить, пока мы не заглянем в их холодильники.

— О'кей… А с этим парнем как дела? — Ли ткнул пальцем в Ман-По.

— Вроде начал говорить. Кстати, как там поживает Макс?

— Курит одну сигарету за другой и ходит по комнате.

— Сказал хоть что-нибудь?

— Нет. Но вид такой, словно вот-вот заговорит.

— О'кей. Я к вам скоро приду.

Когда Ли ушел, Мэнн вернулся к разговору с арестованным, продолжавшим ритмично биться головой о стену.

— Ты сможешь увидеть брата, Ман-По. Но сначала скажи мне, как ты убивал этих женщин.

Фон перестал рыдать, вытер лицо рукавом и посмотрел на детектива.

— Она была такая красивая… И меня любила. Я не хотел убивать ее. И я не причинял вреда другим женщинам. Они мне очень нравились, особенно после смерти. Я никого не трогал. Только развозил товар. — Повторяя последнюю фразу на все лады, полоумный забился в угол камеры и вновь разразился слезами.

Люси паковала вещи. Дело продвигалось медленно. У нее совершенно не осталось энергии, чтобы как-то ускорить этот процесс. Похороны вытянули все силы. Но оставшийся после кремации прах она так и не забрала. Не представляла, что его остается так много. И решила воспользоваться услугами фирмы, предлагавшей сделать из пепла искусственный бриллиант. Для такого случая Фрэнк купил невесте золотую цепочку с подвеской для кулона. Когда бриллиант будет изготовлен, она вставит его в оправу в виде сердечка и будет носить на груди.

Странно, что упаковка вещей занимает так много времени. Если разобраться, ей и паковать-то особенно нечего. Кроме того, Фрэнк пообещал купить все, что ей нужно, когда они прибудут в Штаты. Так что укладка чемодана по идее не должна быть проблемой. С другой стороны, ей предстояло уложить в один-единственный чемодан остатки прожитой здесь с сестрой жизни. По этой причине сортировка и отбор принадлежавших Ка-Лей вещей представляли определенную трудность. Нелегко понять, с чем можно распрощаться навсегда, а что нужно взять с собой в новую жизнь.

Погода отнюдь не способствовала разрешению этой проблемы, ибо в квартире было жарко и душно. А включить кондиционер Люси почему-то не пришло в голову. За годы прозябания в бедности она привыкла обходиться без него. В свете всего вышеперечисленного на дело, которое в прежние времена отняло бы не более часа, у Люси ушел весь день.

Отодвинув в сторону кучу не влезавших в чемодан частично не разобранных вещей, Ка-Мей почувствовала себя такой несчастной, что, с минуту повздыхав, разразилась под конец рыданиями. К слезам она прибегала в жизни редко. Всхлипы, точно соответствовавшие ее душевному состоянию, слышались особенно отчетливо в окружающей тишине. Но постепенно они затихли.

Люси выглянула в окно. Стекло потемнело и помутнело от грязных потеков дождевой воды, так как в это лето дожди, казалось, превысили все установленные природой пределы. Из-за этого проникавший в комнату свет сообщал предметам размытый туманный ореол, и можно было подумать, что она спит и видит все это во сне. Ка-Мей позволила было себе еще несколько тяжелых вздохов и приглушенных всхлипов, но чуть позже решила, что пора прекращать истерику. Нужно наконец выйти из завладевшего ею состояния печали и скорби, напоминавшего своеобразную затянувшуюся летаргию. Она и так слишком много страдала в прошлом. Кроме того, как ни страдай, Ка-Лей этим не воскресишь. Нужно собрать вещи, осколки разбитой жизни, навсегда распрощаться с этим домом и двигаться дальше. Но как ей ни хотелось думать о дальнейшей жизни в позитивном ключе, глаза вновь и вновь возвращались к балкону, с которого шагнула в вечность бедняжка Ка-Лей. Она пыталась представить себе шаг за шагом путь сестры в тот роковой вечер.