В комнате с большой кроватью под шелковым покрывалом провалившаяся в бездну беспамятства Джорджина падала вместе с ней. Двоюродные сестры летели, взявшись за руки, прямо к подножию мира и, несмотря на струи дождя, смеялись во все горло. Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Но внезапно их руки разомкнулись, и Джорджина поняла, что удаляется от Ка-Лей. Расстояние все увеличивалось, а окружавшее пространство стало наливаться чернильной тьмой. Проводив глазами падавшую в одиночестве в бездонную пропасть Ка-Лей, Джорджина неожиданно осознала, что вернулась в комнату с большой кроватью. Она словно парила над своим телом, в то время как суетившиеся внизу люди пытались вернуть ее земную оболочку к жизни.

Люси включила сотовый, когда вышла из метро. В разделе «сообщения» значилось, что она пропустила пять звонков. Держа над головой крышку от картонной коробки, чтобы защититься от лившего стеной дождя, она побежала домой. Дождевая вода потоком текла по тротуарам. Туфли мгновенно промокли насквозь, так как она, не выбирая, шла прямо по лужам. Но Ка-Мей не думала о промокших ногах, ей хотелось одного: побыстрее вернуться. У нее появилось тяжелое чувство, которое за последние два часа только усилилось. Люси не хотела оставлять Ка-Лей на долгое время в одиночестве. В глубине души она знала, что ей вообще не стоило оставлять сестру одну. Но знала также, что ей необходимо дожать Большого Фрэнка, коль скоро он оказался на крючке. И ей это удалось, поскольку сегодня американец сделал предложение. Не могла же она сказать после этого что-нибудь вроде: «Большое спасибо, Фрэнк» — и отчалить? При всем том почти все время, пока Люси находилась с ним, девушка чувствовала себя не в своей тарелке, а последний час так и вовсе не находила места от беспокойства. В конце концов техасец отпустил ее, предварительно взяв слово, что она вернется на следующий день.

Картонка, импровизированный зонт, совершенно размокла, стала бесполезной, и подхваченные ветром струи дождя начали хлестать по лицу. Между тем Люси шла от метро таким быстрым шагом, что у нее временами перехватывало дыхание и воздух вырывался из легких со звуком, напоминавшим легкий вскрик. Казалось, организм негодовал по поводу того, что хозяйка взяла столь быстрый темп. Ка-Мей решила, что зря надела туфли на высоких каблуках, но даже не подумала идти медленнее, тем более что почти добралась до места. Ей оставалось только свернуть за угол и сделать несколько шагов, чтобы увидеть свой многоквартирный дом, французский балкон и освещенные окна их с Ка-Лей квартиры. Еще пара минут, и Люси заключит в объятия полусонную сестру, лежащую в постели — там, где она оставила ее, когда уходила.

Ка-Мей завернула за угол и сразу же замедлила шаг, так как наткнулась на толпу, собравшуюся неподалеку от ее дома. Люди держали над головами зонты, куски картона и хлопавшие на ветру полиэтиленовые пакеты, гипнотизируя взглядом некий объект, лежавший на тротуаре перед входом в супермаркет. Некоторые обменивались мнениями относительно того, с какого балкона он упал. Люси прислушалась, не имея ни малейшего представления, о чем люди говорят. Многие смотрели в сторону ее балкона. Она подняла голову и увидела распахнутую балконную дверь, болтавшуюся на петлях и освещенную висевшей на лестничной площадке лампочкой.

Ка-Мей, расталкивая толпу, устремилась к дверям супермаркета.

Мэнн, пробежав по коридору, влетел в офис суперинтенданта.

— Мы готовы ехать, сэр.

— Сколько человек берешь с собой? — Уайт поднялся с места. Определенно ему передался боевой задор инспектора.

— Двадцать.

— Считаешь, что сейчас самое лучшее время для визита?

— Точно так. Мы хотим нагрянуть туда, когда братья будут на работе. Хочу основательно там осмотреться, прежде чем брать их. — Сердце детектива колотилось как сумасшедшее, а глаза горели от нетерпения. Он знал, что все делает правильно, и хотел найти Джорджину живой.

Мэнн, Энджи и Ли припарковали машину рядом с четырехэтажным домом в конце Гералд-стрит, пересекавшей квартал Шенг-Ван, входивший в Западный район. Здесь обитало семейство Фон. Гералд-стрит была старой, пыльной и очень тихой улицей с неистребимым запахом гниющих овощей и атмосферой всеобщего упадка. Но сегодня все выглядело иначе в лиловатом предгрозовом свете, и даже самый воздух здесь был, казалось, напитан энергетикой.

Мэнн посмотрел в оба конца улицы. Когда-то она считалась деловой и оживленной и могла похвастать множеством магазинов, но сейчас ее дома ожидали сноса, а на витринах цокольных этажей, где прежде располагались лавки, висели ржавые шторы. На всей Гералд-стрит сейчас функционировало не более двух-трех лавочек. В дальнем конце несколько подростков возились с мопедом. Сидевшая на лавочке около одного из подъездов старуха с унылым видом ожидала наступления вечера.

Детективы подошли к дому и открыли дверь подъезда. По лестнице спускалась с верхнего этажа одна из местных обитательниц, решившая посетить рынок. Мэнн продемонстрировал ей удостоверение и спросил, где живут Фоны. Братьев нет дома, сказала соседка, и в квартире сейчас только их отец. Они занимают апартаменты на первом этаже, а также владеют хирургическим кабинетом в цоколе здания.

— Это вход в хирургический кабинет? — спросил Мэнн, указывая на дверь в стене холла.

— Да. Вернее, это помещение называлось кабинетом, когда старик практиковал занятия медициной и продавал лечебные травы. Но в течение последних нескольких лет сюда не заглядывала ни одна живая душа. Уж и не знаю, почему они его не продали.

Инспектор поблагодарил женщину и позволил ей идти по своим делам. Когда она удалилась, полицейский обратился по радио к сотрудникам специальной группы, ждавшим указаний в конце улицы. Мэнн велел им разобраться на пары и прогуливаться около дома. Потом обратился к Энджи и Ли:

— Идите к старику и постарайтесь добыть у него ключи от кабинета. И не выпускайте его из виду.

Сам же вышел на улицу и осмотрел закрытую металлическими шторками витрину кабинета. Не оставалось никаких сомнений в том, что шторки не поднимали в течение многих лет, так как они совершенно заржавели. Из занавешенного шторками окна не доносилось ни звука.

Вернулся Энджи и показал связку ключей.

— Как наш старик?

— Самую малость обескуражен. И взволнован. В квартире бардак и жуткая антисанитария. Фон сказал, что один из этих ключей точно подходит к двери кабинета, но не помнит, какой именно.

— Когда, по его мнению, должны вернуться сыновья?

— Он ожидает Ман-По в самое ближайшее время, а Макса только под утро.

— Повторяю, держите старика под наблюдением.

— Я оставил с ним Креветку.

К замку подошел четвертый ключ связки. Детектив отпер замок и толкнул ногой дверь. Она со скрипом приоткрылась, образовав узкий проход. Мэнн заглянул внутрь. В помещении царила абсолютная темнота — такая густая и плотная, что ее, казалось, можно резать ножом. В комнате стояла звенящая тишина. Зато присутствовали запахи — всевозможных трав, дезинфекции и чего-то еще. Даже не входя в помещение, инспектор знал, что это та самая комната. Именно здесь держали в заточении женщин. Внутри было затхло и жарко. И пахло застарелым потом и страхом. Эти запахи, казалось, въелись навечно в стены. Хирургический кабинет был самой настоящей тюрьмой.