Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персивел не желал верить. Он стоял и тряс головой.
— Радиация попадает на одну сторону ткани и создает изображение. Если подержать статуэтку достаточно долго, ткань потемнеет. Если поднять ее повыше — изображение получится крупнее. Если я подниму ее совсем высоко — миниатюрная Венера превратится в гиганта. Вот и объяснение росту Христа на плащанице.
— Наша «краска» — редкий изотоп ньютоний, — сказала Вера. — Существует в природе.
— И чтобы изготовить вот эту подделку, вы им намазались — да еще нагишом? — спросил Фоули.
— Да, — подтвердил де л'Орме. — С помощью Веры. Должен сказать, мужскую анатомию она и так знает.
Старший доминиканец, казалось, вот-вот обсосет эмаль с зубов.
— Но она же радиоактивная! — сказал Мустафа.
— Честно говоря, благодаря изотопам мой артрит на несколько дней приунялся. Я уж думаю — может, я наткнулся на подходящее лекарство и еще задержусь на этом свете.
— Глупости! — взорвался Персивел, словно вспомнив, какой занимает пост. — Если все так обстоит, мы бы обнаружили радиацию.
— На нашей ткани вы ее обнаружите, — признала Вера. — Но только потому, что на нее просыпалась пыль. А если бы мы были поаккуратнее и не прикасались к полотну, на нем не осталось бы ничего, кроме изображения.
— Я побывал на Луне и вернулся на землю, — сказал Персивел. Когда Персивел ударялся в воспоминания о своих лунных заслугах, это означало, что он дошел до точки. — Но никогда я не сталкивался с таким свойством минералов.
— Просто вы никогда не спускались под землю, — объяснил де л'Орме. — Хотел бы я, чтобы это было мое открытие. Но уже много лет шахтеры рассказывают о том, что на ящиках и вагонетках появляются фантомные изображения. Вот вам и объяснение.
— То есть, по вашим же словам, на поверхности есть только следы этого вещества, — не сдавался Персивел. — Вы утверждаете, что люди недавно обнаружили светящийся порошок в количестве, достаточном для того, чтобы создать подобный эффект. Так как же мог средневековый мошенник заполучить его столько, чтобы намазать целое тело и создать плащаницу?
Де л'Орме нахмурился:
— Но я вам уже сказал, что это не Леонардо.
— Вот чего я не понимаю, — Десмонд Линч взволнованно стучал тростью, — для чего? Для чего такие крайности? Неужели это просто чья-то шутка?
— Дело опять же касается власти, — ответил де л'Орме. — Подобная реликвия, да еще во времена таких суеверий? Когда целые церкви увлеклись чудодейственной силой простой щепки от Креста. В тысяча триста пятидесятом году Европу потрясло обретение реликвии — Плата Вероники. Вы знаете, сколько святых реликвий ходило в те дни в христианском мире? Крестоносцы возвращались домой со всевозможными военными трофеями. Среди мощей и Библий, принадлежавших святым мученикам, были и молочные зубы Иисуса, и его крайняя плоть — даже семь, если быть точным! — и столько щепок от Святого Креста, что хватило бы на целый лес. Конечно, в ход пошла не только плащаница, но она была самой могущественной. Что, если кто-то вдруг решил сыграть на легковерии невежественных христиан? Это мог быть Папа, король или просто талантливый художник. Что может быть чудеснее, чем запечатленное в натуральную величину тело Христа, изображающее его после крестных мук и перед Вознесением? Искусно выполненное, цинично разрекламированное — с помощью такого изделия можно изменить ход истории, или нажить состояние, или править умами и душами.
— Да бросьте вы, — жалобно сказал Персивел.
— А что, если цель была именно такая? — настаивал де л'Орме. — Что, если он намеревался проникнуть в культуру христианства через свое собственное изображение?
— Он? Чье «свое» изображение? — спросил Десмонд. — Вы кого имеете в виду?
— Того, разумеется, кто изображен на плащанице.
— Отлично, — рыкнул Десмонд. — И кто же этот негодник?
— Посмотрите на него, — предложил де л'Орме.
— Да мы и смотрим.
— Это — автопортрет.
— Портрет обманщика, — сказала Вера. — Он намазался ньютонием и встал перед полотном. Намеренно прибег к столь искусному обману. Примитивная фотокопия Сына Божьего.
— Ладно, сдаюсь. Мы что — должны его узнать?
— Он чуть-чуть на вас похож, Томас.
Томас надул щеки.
— Волосы длинные, бородка. Скорее, похож на вашего приятеля Сантоса, — поддел кто-то де л'Орме.
— Если на то пошло, — возразил де л'Орме, — так о любом из нас можно сказать.
Разговор уже походил на какую-то игру.
— Сдаемся, — сказала Вера.
— Но вы же почти угадали.
— Хватит! — рявкнул Гольт.
— Хубилай, — сказал де л'Орме.
— Что?!
— Вы сами говорили.
— Да что говорили-то?
— Джеронимо, Аттила, Мао. Король-воин. Пророк. Или просто скиталец, почти такой же, как мы.
— Вы серьезно?
— А почему бы и нет? Почему не автор писем Иоанна Пресвитера? Он же — автор этой подделки. И возможно, легенд о Христе, Будде и Магомете?
— Вы говорите…
— Именно, — сказал де л'Орме. — Знакомьтесь — Сатана.
Эти новые земли, что мы нашли и исследовали… мы можем по праву назвать Новым Светом… это континент более густонаселенный и более изобилующий животными, чем наша Европа, или Азия, или Африка.
Америго Веспуччи об Америке
Подводная горная гряда Колон
«7 июля, — записала Али, — стоянка № 39, глубина 5012 фатомов, температура 97 градусов по Фаренгейту. Сегодня мы достигли первой шахты».
Она огляделась. Как все это описать? Стереодинамики заливают грот музыкой Моцарта. Свет режет глаза — электричества в избытке. Пол усеян винными бутылками и куриными костями. По камням двигаются извилистой цепочкой пятьдесят ученых — грязные, заросшие, огрубевшие за долгий путь.
Они танцевали конгу под «Волшебную флейту». «Ликование», — вывела Али печатными буквами. Вокруг бушевало веселье.
До сегодняшнего полудня царило всеобщее молчаливое сомнение, что шахта окажется на месте. Геологи ворчали; по их мнению, для этого нужны немыслимое мастерство и точность, учитывая, что коридоры извиваются словно ужи. Но, как и обещал Шоут, тут лежали цилиндрические контейнеры, спущенные с поверхности. Сверху пробурили океанское дно и опустили груз строго в заданную точку на пути экспедиции. Если бы инженеры ошиблись и поместили груз хотя бы на пять метров правее или левее, он остался бы в скальных породах и пропал безвозвратно.
Возвращение к цивилизации было бы под большим вопросом — запасы продуктов подходили к концу.