– Гаврюша! – в ужасе закричал Серега и вскинул рогатку.

Мальчишка покачнулся, услышав серебряный звон.

– Отда-ай рога-атку-у-у! – громко завыла Малинка.

– Отдай мне! – подхватил доктор Краев.

Петька бросился вперед, руки его, удлиняясь, тянулись к Сереге…

Он выстрелил Петьке в лоб, и упырь свалился наземь, страшно взвыв.

Теперь Серега уже не колебался. Он выпускал монету за монетой, и вдруг с ужасом понял, что у него осталась только одна серебряная пуля.

На счастье, Петька больше не шевелился. Но теперь Малинка, которую толкнул доктор Краев, ринулась к Сереге.

Тот навел на нее рогатку, но в последний миг рука дрогнула, и монетка ударилась о землю под ее ногами.

Малинка с воем отпрыгнула, не удержалась и упала.

Тогда вперед бросился сам доктор Краев.

Серега попятился, но поскользнулся. Его шатнуло на обочину. Он ударился спиной о какое-то дерево, и доктор Краев уже подскочил к нему и протянул к его горлу пальцы, которые показались Сереге невероятно длинными, словно подползающие черви…

Но в это мгновение с закачавшегося дерева свалилась давно уже висевшая там рука мертвеца – и угодила на плечо доктора Краева. И тотчас впилась в его горло! Похоже, этой руке было все равно, кого душить: своих, чужих, живых, мертвых…

Краев пытался оторвать ее от горла.

Серега не стал смотреть, кто победит.

Он вылетел на дорогу и обернулся.

Толпа упырей, лишившись своего предводителя, бестолково топталась на месте, а отец беспомощно поводил головой и руками.

– Папа! – не сдерживая больше слез, заорал Серега, и отец при звуке его голоса вдруг закрыл лицо руками и тоскливо взвыл, а остальные упыри насторожились и медленно, как бы нащупывая ногами дорогу, двинулись к Сереге.

Он стоял тяжело дыша, не в силах убежать от отца.

И вдруг из сдавленного воя упырей, почуявших поживу и жаждущих ее, послышался громкий стон:

– Спаси нас, наследок! Спаси души наши!

Это был голос монаха.

Серега повернулся и кинулся прочь. Никогда еще он не бегал так быстро, как в эту ночь!

* * *

Наверное, он бы задохнулся уже метров через сто, однако внезапно на его пути вспыхнули яркие огни, а через миг поперек дороги со свистом затормозил автомобиль.

«Лада Калина»!

Ольга Владимировна высунулась в окно.

– Садись быстро! – крикнула она. – Прости, что я тебя бросила! Очень испугалась, совсем обезумела! Хорошо, быстро спохватилась: что ж я делаю?! Этой собаки… головы… ну, в общем, этого больше нет?

– Нет, – всхлипнул Серега. – Его больше нет…

– Ты по нему плачешь? – изумилась Ольга Владимировна. – Что это вообще было? Может, мне почудилось?!

– Он был, – выдохнул Серега. – Он спас мне жизнь. Разворачивайте машину, пожалуйста, разворачивайтесь. Нужно искать высокую могилу.

– Что?!

– В смысле холм, – крикнул Серега. – Поехали! Вы хотите найти свою дочку?

– Ты ее видел? Где она? – недоверчиво спросила Ольга Владимировна.

– Она будет ждать вас на холме, – сказал Серега.

Не хотелось даже думать о том, что случится, если он все неправильно понял! Да и не было времени. Ночь шла и шла, и если тут, в лесу, не было слышно петушиных голосов, то это не имело ровно никакого значения. Они ведь все равно пели, эти петухи, и, наверное, время их третьего крика уже приближалось!

– Вон холм! – показала Ольга Владимировна, и Серега увидел впереди лысую возвышенность – и разлапистый пень посреди.

– Где Малинка? – спросила Ольга Владимировна, вглядываясь в белесый лунный полумрак.

– Пойдемте, – сказал Серега, – надо идти.

Они вышли из машины и поспешно поднялись на холм.

«А если это не то дерево?! – вдруг ужаснулся Серега. – Может, это береза?! И надо искать другой холм?! А где его искать? Успеем ли мы? Или они нас перехватят на дороге, и тогда мой отец… и Малинка свою маму… они превратят нас в таких же чудовищ?!»

Задыхаясь от быстрой ходьбы, он упал на колени рядом с пнем и принялся тупо осматривать его кору, пытаясь найти хоть какой-то признак того, что это осина.

Как будто он смог бы отличить кору осины от коры дуба!

И вдруг… вдруг Серега заметил тонкий-претонкий прутик, торчавший из голого старого корня, вспучившегося из-под земли. Это был молодой побег, а на нем кое-где трепетали крошечные бледно-зеленые листочки, в лунном свете похожие на серебристые монетки.

Осина! Он узнал ее листья. А этот побег – наследок осины… может, чадо ее от седьмого колена… вернее, корня!

Серега поднялся и достал из кармана бумагу с пророчеством.

– Слушайте, Ольга Владимировна, – сказал он. – Вы должны мне помочь. Вы должны мне подсказывать слова… вот отсюда и до самого начала.

Он подал ей заветную бумагу, изрядно скомканную, отчеркнув ногтем конец проклятия.

– Что это?! – ошеломленно прошептала Ольга Владимировна. – Я видела эту бумагу у своего бывшего мужа! Он страшный человек! Я убежала от него через год после свадьбы и с тех пор видела только раз, когда он появился у меня на работе и попросил перевести какой-то ужасный текст. Я так испугалась, что он решил вернуться, что быстренько исполнила его просьбу – и он снова исчез. Откуда это у тебя?!

– Пожалуйста! – жалобно попросил Серега. – Прочитайте!

– Не буду! – Ольга Владимировна отшвырнула бумагу. – Где моя…

Она, видимо, хотела спросить «Где моя дочь?» – но онемела.

Можно было, конечно, онеметь при виде рыжей собачьей головы, которая стремительно приблизилась, приветственно тявкнула, глядя на Серегу, а потом схватила зубами листок и подала Ольге Владимировне.

Женщина тихонечко застонала – и послушно взяла бумагу.

Голова пристально смотрела на нее, перекатывая в пасти негромкое, но весьма угрожающее рычание.

– С какого слова читать? – слабым голосом спросила Ольга Владимировна. – Где отчеркнуто?

– С конца, – сказал Серега и встал около пня Иудина дерева, широко раскинув руки. – Ну?!

Ольга Владимировна молчала, не в силах вымолвить ни слова. Но Гаврюша опять нетерпеливо тявкнул, и она начала читать, но так тихо, что Серега едва разбирал слова.

Он страшно боялся ошибиться и что-нибудь перепутать, но при этом точно знал, что не ошибется и ничего не перепутает!

Он просто не имел на это права. Потому что от него сейчас слишком многое зависело! Не для того монах стоял в своих ржавых цепях годы и века, ожидая спасения от проклятия, которое обрекло его на муки вечной не жизни и не смерти, чтобы его наследок, чадо седьмого колена, что-нибудь напутал в самый ответственный момент!