– Эх, Сережки нет! Он бы сейчас живо придумал и обстряпал это дельце, – шепнула Лиза, наблюдая за передвижением транспорта.

– Чеши наперерез со Степанычем… Я пас. Я тут обожду Серегу, – сержант бессильно опустился на траву и закатил глаза.

– Я? Гм… Есть перехватить грузовик.

Видно было по всему, что радистка волнуется, что ей в диковинку заниматься истинно мужской работой в разведгруппе. То, что раньше выполняли ее товарищи, теперь приходилось взять на себя и справиться с необычным заданием командира. Она сбросила лишний груз, затянула ремень, кивнула ветерану:

– Семен Степанович, вы со мной?

– Приказ командира не обсуждается… девонька. С тобой я. Ща отдышусь малеха. Щас…

Сергачев действительно устал. Он еще никогда столько не бегал по лесам, не волочил раненого, не тащил на плечах военное снаряжение в двадцать кило по пересеченной местности, подгоняемый страшными преследователями. Сказывались возраст, радикулит и отсутствие навыков. А опыт военных действий добровольцем далекой Гражданской войны канул в небытие.

– Пару минут… Лизонька… Я сейчас…

– Нету времени, дорогой вы мой Семен Степанович! Нету-у… Я пошла наперерез, если что, прикройте с фланга по водителю, – Пешкова вскинула автомат, утерла пот с лица и грозно взглянула в сторону уже недалекой машины, – если не захватим грузовик, сержанту… гм… потеряем его. Все… Я пошла.

И она побежала по меже между подсолнуховым и овсяным полями, низко пригибаясь и часто падая, увязая ботинками в переплетении густой травы.

Водитель фургона поздно заметил девушку в непонятной экипировке, с блестящими злыми глазами и автоматом, направленным на него, и резко затормозил. Крик девушки, явно немки, вроде бы немного успокоил солдата, даже опустившего боковое стекло, но вскоре он понял, что заблуждался.

– Что в кузове? – на чистом немецком спросила девушка в перепачканном грязью, защитного цвета комбинезоне и направила ствол «МП-38/40» в лицо водителю.

– Продукты… Обувка, палатки и бидоны с питьем, – запинаясь, пролепетал фриц.

– Выходи.

– Что?

– На выход… Быстро-о!

– Фрау… э-э… Простите, но…

– … Пулю в лоб захотел? Живо наружу!

Незнакомка, в которой водитель с ужасом признал русскую диверсантку, тряхнула автоматом и заскрежетала зубами. Немец буквально выпал из кабины урчащего транспорта, поднял дрожащие руки и по жесту девушки поплелся в конец машины. Держа его на мушке, Лиза заглянула под тент. Фриц не обманул – фургон наполовину был забит всяким хозяйственным скарбом и продуктами, собранными местными жителями для нужд армии. Возможно, для патрулей СС, шныряющих днем и ночью в поисках советских парашютистов.

Пешкова свистнула, и вскоре к ней тяжело подбежал Сергачев с винтовкой в руке. При виде усатого, небритого, в паутине и пыли мужчины гитлеровец невольно присел от давящего страха. Именно таким в его страшных представлениях выглядел русский партизан. Водитель запричитал, застонал, стал молить о пощаде и свободе.

– Боюсь, Серега его вон в тех кустах приговорит, – вслух высказал свою мысль Сергачев.

– А ты не бойся. Это война! А на войне все способы хороши.

Лиза сказала это так твердо и просто, что ветерану стало не по себе – теперь перед ним находилась не смазливая юная девушка, комсомолка, символизирующая оплот чести и добра, а очерствевшая душой, сильная личность, безжалостная и воинственная амазонка, оружие возмездия Красной Армии в тылу врага.

– Водить грузовик умеете?

– Я? Ну… Могу.

– Садитесь за руль, по возможности нахлобучьте на голову каску или пилотку фрицевскую, только лицо утрите, сильно вы на лешего походите, Семен Степанович. Я сама с этим разберусь.

– Ты-ы?!

– Я. Нечего на Сергея всю самую грязную работу скидывать. Мы и сами с усами.

Пешкова толкнула фрица в сторону придорожных кустов, что-то начала говорить ему по-немецки. Бледный испуганный водитель поплелся в указанном направлении, не опуская рук. Штаны его между ног потемнели от влаги, неприятный запах мочи повис в воздухе. Пешкова сморщилась, вынула пистолет и подтолкнула немца вперед.

Сергачев вздохнул, поправил брезент фургона и полез в кабину, кряхтя и бормоча воззвания к богу.

Они перегнали машину прямо по полю к лесополосе, в которой недавно прятались, подобрали товарищей и взяли курс на Инстербург. Вернувшийся Селезень был молчалив, понур и устало откинулся на спинку сиденья рядом с водителем. Только в его глазах бегали искорки азарта и какого-то дьявольского огонька. На вопрос ветерана, как там дела, разведчик кивнул и цокнул языком.

Грузовик затрясся по проселочной дороге, окаймляющей сельхозугодия, оставляя позади себя долго оседающую пыль. И еще какое-то энное время, выигранное у противника для жизни.

* * *

– С учетом некоторых деталей, выясненных Лизой у водителя, а также согласно карте и наблюдению за передвижением частей противника в пределах видимости оптики, – Машков собрал все силы для речи, чтобы не застонать и не прерваться, – выявлены два пути проникновения нашей группы в их логово в Инстербурге. Это канализационный канал у старой крепостной стены и речка. Остальные подходы достаточно надежно охраняются фрицами, бой с этими постами не принесет должного эффекта, а только погубит нас. Поэтому решаем прямо сейчас и очень быстро, где мы просочимся в город и как будем действовать. Слушаю ваши предложения, бойцы невидимого фронта.

Первым отозвался Селезень, жующий трофейную копченую курицу и запивающий ее красным вином:

– Если лезть в канализацию, то когда после дела будем уходить, собаки нас пол-Пруссии гнать будут по ядреному стабильному запашку.

– Это ты точно подметил, – усмехнулся Сергачев, кусая батон, – говнецом вонять долго будем.

– Если не остановишь распитие спиртных напитков на особо важном задании, собаки тебя, Серега, гнать по другому запаху будут, – Машков улыбнулся одними глазами, остальная же часть его страдальческого лица оставалась невозмутимой и прежней.

– А что по реке? – отозвалась Лиза, ломающая мелкими кусочками плитку толстого немецкого шоколада. Сладкое она любила до безумия, впрочем, как и все нормальные девушки.

– Под водой отпадает… Мы не амфибии и не водолазы Черноморского флота. – Селезень уронил пластик батона, поднял, отряхнул от лесного мусора и засунул его целиком в рот, бубня и вызывая улыбки товарищей. – Нуфно фто-то типа лодки или плота, нофью, фихонько, фдоль пережка, фтобы ф лучае обнаружения пыстренько так спрыгнуть и попрятаться ф пыпежных кустах.

Сержант кинул сосновой шишкой в комичного друга:

– Сам ты «фдоль пирожка»! Фуфлыжник, ексель-моксель.

Народ засмеялся, зашевелился.

– Кстати, а вы знаете, кто такой «фуфлыжник»? – спросил Селезень, прожевав булку.