После восьми недель осады, 19 сентября, король дал приказ к отступлению. Он возвел хорошо укрепленную крепость возле Штума, к югу от Мариенбурга, снабдил ее многочисленным гарнизоном из своих лучших войск и собрал там все припасы, что мог набрать по окрестным землям. После чего Ягайло приказал сжечь все поля и амбары вокруг новой крепости, чтобы затруднить тевтонским рыцарям сбор провианта для осады. Удерживая крепость в самом сердце Пруссии, король надеялся оказывать давление на своих врагов. Существование крепости также должно было ободрить и защитить тех из горожан и землевладельцев, которые перешли на его сторону. По пути в Польшу он остановился у гробницы Святой Доротеи в Мариенвердере, чтобы помолиться. Ягайло нынче был очень набожным христианином. Помимо набожности, сомнения в которой возникали из-за его языческого и православного прошлого и которые Ягайло старался всячески искоренить, ему нужно было продемонстрировать общественности, что он использовал православные и мусульманские войска лишь как наемников.

Когда польские войска отступили из Пруссии, история повторилась. Почти за два века до этого именно поляки несли на себе бремя значительной части сражений, но тевтонские рыцари постепенно завладели этими землями потому, что как тогда, так и теперь слишком мало польских рыцарей желало остаться в Пруссии и защищать ее для своего короля. У рыцарей ордена терпения было больше: благодаря этому они пережили катастрофу при Танненберге.

Плауэн отдал приказ преследовать отступающую вражескую армию. Ливонские войска двинулись первыми, осадив Эльбинг и вынудив горожан сдаться, затем направились на юг в Кульм и овладели там большинством городов. Кастелян Рагнита, чьи войска контролировали Самогитию во время Грюнвальдской битвы, направился через центральную Пруссию к Остероде, один за другим захватывая замки и изгоняя с земель ордена последних поляков. К концу октября фон Плауэн вернул почти все города, кроме Торна, Нессау, Рехдена и Страсбурга, находящиеся прямо на границе. Даже Штум был взят после трехнедельной осады: гарнизон сдал замок в обмен на право свободного возвращения в Польшу со всем имуществом. Худшие дни рыцарей, казалось, миновали. Фон Плауэн спас орден в самый отчаянный момент. Его отвага и целеустремленность вдохнули эти же чувства в остальных рыцарей, превратив деморализованные остатки уцелевших в проигранном сражении людей в настроенных на победу воинов. Фон Плауэн не верил, что единственная проигранная битва определит историю ордена, и убедил многих в окончательной будущей победе.

Помощь с запада также подоспела на удивление быстро. Сигизмунд объявил войну Ягайло и отправил к южным границам Польши войска, которые не позволили многим польским рыцарям присоединиться в армии Ягайло. Сигизмунд хотел, чтобы орден оставался угрозой для северных провинций Польши и его союзником в будущем. Именно в этом духе он ранее договаривался с Ульрихом фон Юнгингеном: что никто из них не заключит мир с кем-то еще, не посоветовавшись с другим. Амбиции Сигизмунда распространялись на императорскую корону, и он желал выказать себя перед немецкими князьями как твердого защитника немецких сообществ и земель. Превысив законную власть, как это и должен был сделать подлинный лидер в кризисной ситуации, он созвал выборщиков императора во Франкфурте-на-Майне и убедил их немедленно послать помощь в Пруссию. Большей частью эти действия со стороны Сигизмунда были, конечно, игрой – он был заинтересован в избрании его королем Германии, и это был первый шаг на пути к императорскому трону.

Самая действенная помощь пришла из Богемии. Это было удивительно, так как король Венцеслас изначально не выказывал интереса к спасению ордена. Хотя новости о

Грюнвальдской битве достигли Праги уже через неделю после сражения, он ничего не предпринял. Такое поведение было типичным для Венцесласа, который часто оказывался в запое именно тогда, когда нужно было принимать решения, и даже в трезвом виде он не слишком интересовался своими королевскими обязанностями. Лишь после того как представители ордена проницательно одарили щедрыми подношениями королевских любовниц, пообещали выплаты безденежным представителям знати и наемникам и, наконец, сделали королю предложение, по которому Пруссия становилась подчиненной Богемии, этот монарх начал действовать. Венцеслас неожиданно пожелал, чтобы его подданные отправились на войну в Пруссию, и даже ссудил дипломатам ордена свыше восьми тысяч марок на оплату услуг наемников.

Прусское государство было спасено. Помимо потерь в людях и имуществе, которые со временем должны были восстановиться, Тевтонский орден, казалось, не особенно сильно пострадал. Его престижу был, конечно, нанесен урон, но Генрих фон Плауэн отвоевал большинство замков и изгнал врагов за границы орденских земель. Позднейшие поколения историков рассматривали поражение в Грюнвальдской битве, как смертельную рану, от которой орден постепенно истек кровью. Но в октябре 1410 года такое развитие событий казалось маловероятным.

Значение Грюнвальдской битвы

Следующее сражение нужно было вести за общественное мнение. Генрих фон Плауэн пытался разъяснить знати в Германии и Франции, Сигизмунду и Венцесласу, трем прелатам, которые претендовали на папскую тиару, что же произошло под Танненбергом. Ему требовалась правдоподобная история, которую он мог противопоставить польской пропаганде, уже активно ведущейся представителями Ягайло. Эта версия должна была объяснить поражение, не нанеся урона чести рыцарей ордена и подчеркнув уверенность в будущей победе. Фон Плауэн не мог сказать, что поляки оказались лучшими воинами, или что ими лучше командовали, или даже то, что врагов было слишком много. Он предпочел говорить об «ударе в спину» (версия, повторенная после 1918 года, хотя логики в этом тогда было еще меньше), который нанесли светские рыцари польского происхождения; он обвинил членов Лиги Дракона[78] в том, что они опустили свои знамена и бежали, тем самым вызвав панику в рядах крестоносцев.

Юнгинген, как утверждалось, «пал смертью храбрых», пытаясь переломить последствия этой измены. Таким образом, родилась теория заговора, которая отравляла немецкую историографию вплоть до 1945 года.

Для некоторых влиятельных правителей и церковников последствия Грюнвальда были слишком ясны. Для них это была долгожданная возможность лишить гордых рыцарей ордена денег и привилегий. Оппортунист Венцеслас, который десятилетиями демонстрировал свое непостоянство, еще раз показал, что он «политический флюгер». Не более надежным был и Сигизмунд. Оба они поддерживали Великого магистра до тех пор, пока эта поддержка наполняла золотом их сундуки. Но у фон Плауэна не было неистощимой казны. Поэтому он неизбежно должен был взимать дополнительные налоги с провинций и городов, совсем недавно разоренных вражеским нашествием. В первое время он получал значительную поддержку, отчасти потому, что многие желали избегнуть подозрения в измене, отчасти потому, что люди понимали, что без этих сборов фон Плауэн не может рассчитывать на продолжение помощи из-за рубежа. Но такое состояние не могло продолжаться долго: люди не могли давать то, чего у них нет.

У фон Плауэна было много дел. Теперь, когда он изгнал польско-литовское войско из Пруссии, ему нужно было реорганизовать нарушенную экономику, восстановить ряды ордена, назначать новых сановников и убеждать правителей Европы, что орден остается силой, с которой следует считаться. Если бы он смог одержать военную победу, он мог бы достичь разом всех этих целей и ему не пришлось бы покупать ничью дружбу. Однако такая победа была проблематичной, потому что его подчиненные были уверены, что Пруссия нуждается в мирной передышке.