– Вот именно, – глядя в иллюминатор на слепящее солнце, откликнулся Платон. – Он должен поработать в Merill Lynch. Года четыре, не больше. Параллельно помогая мне управлять нашей империей. Из Лондона, конечно. А потом стоять бок о бок со мной. Не хочет жить в России – не надо. Но будет тут сидеть в каждом совете директоров, рулить вместе со мной всей группой. Захочет что-то продавать – пускай. Это другое поколение, у них взгляд зорче. Мне моя всеядность уже мешать начинает, а Павел должен создать то, что станет ядром группы в XXI веке. Четыре года, чтобы этому научиться в Merill Lynch, – и вперед. А женится – тут теща, сестра этой девки, вся эта семейка, тьфу! Горизонты потеряет, и все. Думаешь, я сумею ему это объяснить?

– Он, как и ты, встретит настоящую любовь много позже, – задумчиво сказала Вика. – Но меня поражает твоя заботливость. Это не в твоем характере, и еще… я много читала… Считается, что детдомовские дети вырастают жестокими, и ты жесток. Но от этого еще более поразительна твоя забота. И обо мне, и о сыне. Поразительно твое отношение к друзьям…

– У меня нет друзей, – буркнул Скляр. – Пойду подремлю…

Он встал, прошел в хвост самолета, где перед дверью в ванную комнату стояли два дивана. Улегся, накрыв ноги пледом. Неужели они окончательно разошлись с Александровым? Это было бы ошибкой. Константин и Коля – настоящие мужики, со стержнем. Можно сказать, у них есть свой кодекс чести. Ясно, что Александрова не мог не травмировать альянс Скляра и Белякова. Но этой стороне их размолвки Платон не придавал значения. Никакого предательства, это бизнес. Не достался бы Русмежбанк «Развитию», так достался бы кому-то другому. Банк же был не жилец. Может, и выстоял бы, но тогда зачем Александрову заштатный банк? Цепляться за него только потому, что когда-то он создал его собственными руками? Мало ли что мы создаем своими руками. Всегда надо быть готовым расстаться с тем, что создал. По возможности – себе не в убыток.

Зато Скляра не переставал царапать разговор с Александровым на даче, странная реакция Кости на рассказ о новой девке Павла. Непонимание – хуже размолвки. Скляр не мог понять, почему тот явно вышел из себя, практически пошел вразнос от этой истории, которая к нему не имеет никакого отношения. Ну разве только его давнишний роман с мамашей этой девицы… Платон поднялся с дивана и снова уселся в кресло рядом с Викой.

– Я вот что думаю – когда Павел приедет, надо будет устроить большой сбор. Позвать Александровых и Трофимовых. Забуриться на весь день на водохранилище. Яхты, катера, скутеры… Павла с Сережкой познакомить, у Коли две девчонки растут. Всем вместе и поехать. Я еще Эдика прихвачу. Тоже с женой и сыном… Устроим детский праздник. Это только кажется, что они взрослые.

– У тебя охлаждение с Костей? – тут же среагировала Вика.

– Что-то похожее. Надеюсь, временное.

– Платон, ты не должен его терять. Костя – редкий человек. Слушай! Я разве тебе не рассказывала, как мы с Катькой однажды застукали его с женщиной в Harrods?

– Он что, на шопинге был с другой бабой?

– Ну, не в самом Harrods, а в ресторанчике напротив. Мы приходим, а они там сидят. Ну, Катька, сам понимаешь… Просто из кожи лезла вон, чтобы устроить скандал, а Костя так терпеливо все спускал на тормозах. Платон! Если бы ты только видел! Костя, конечно, что хочешь на тормозах может спустить, но дело не в этом. Что он – от ланча с какой-то теткой не мог отбояриться? Но он старался ради Катьки, для него было важно ее успокоить, рассмешить, в этом была такая любовь… Трепетная, я бы сказала.

– Да… Катерину он любит, несмотря на все ее выверты. За это я его еще больше уважаю. Но… Еще одно подтверждение, как вредны ранние браки.

Хотя Платон и говорил Александрову, что в тиши хорошо думается, на этот раз сардинское уединение не помогало. Он не находил себе места. Целыми днями напрягал мозги, но ничего не мог придумать и по-прежнему не знал, как построить разговор с сыном.

Они с Викой лежали в шезлонгах на пляже возле дома. Дизайнеры оставили только узкую полоску песка у кромки моря, а все пространство до самых пиний, которые тенистым кольцом окружали дом, превратили в зеленый газон с редко разбросанными клумбами. Платон вставал с шезлонга, принимался плавать, бегать, брался то за скутер, то за акваланг… Говорил себе, что грешно не радоваться в таком раю, грешно без аппетита есть свежевыловленную рыбу… Что-то его мучило, какая-то смутная тревога. Это усталость никак не хочет отпускать, но главное – мысли про Павла.

Он не любил и не считал нужным прислушиваться к себе – пустое занятие. Злился, что не может избавиться от непонятного гадкого предчувствия. Что-то произойдет, когда приедет Павел. «Сына потерять не боишься?» – вспоминал он слова Александрова. Какая чушь! Можно подумать, Рокфеллер позволил бы своему сыну жениться на шалаве. Без породы, без воспитания и даже без денег, хотя деньги тут играют последнюю роль. Можно подумать, кто-то из сыновей Рокфеллера проклял бы за это своего отца. Он поломает этот брак, а Павел никуда не денется. И не пожалеет потом, что упустил – бог ты мой! – дочь Чернявина! У Павла достаточно мозгов, чтобы это понять.

– Сходишь со мной на яхте до Сицилии на два денька?

– Если надо, – откликнулась Вика. – Но я бы лучше тут повалялась. На два дня – это опять отель, а мне так дома нравится. Тебе обязательно нужно?

– Ну раз уж я тут! Надо с торговой компанией повидаться.

– Я толком так и не понимаю, что у тебя там за дела.

– Детка, вина юга Италии недооценены. У красного я перспектив не вижу – с Тосканой, Пьемонтом конкурировать уже поздно. А вот белые, островные – с Сардинии, Сицилии – это другое дело. Да и Апулия и Кампанья хороши. С ними, образно говоря, то же самое, что с лесом в России. Производители мелкие, вино продают дешево. Твою любимую «Falanghina» – знаешь, где я видел? В Лондоне, в магазине для… Короче в «Теско», куда, уверен, ты даже не заглядывала. Дорогие магазины «Falanghina» не берут – семь фунтов, нерентабельно. Как раскручивать вино, которое розница не любит? Задачка забавная, правда?

– Ладно, ладно, все. У меня сейчас мозги закипят.

– Так я после обеда сгоняю? Завтра к вечеру вернусь.

Отрыв на Сицилию пошел Платону на пользу. Он перестал хандрить, снова в ход пошли и скутеры, и сёрф, и водные лыжи. Через неделю отправились в Сорренто – любимое Викино место на юге Италии, оттуда дошли до Неаполя и улетели в Москву.

Московский июнь был холодным и дождливым, а проблемы навалились на Платона буквально с первых же минут доклада помощника, который встречал их в аэропорту. Жизнь тут же вошла в привычную колею. Вика убедила мужа, что ей непременно нужно в Лондон по делам своего фонда, надеясь в душе, что сумеет поговорить по душам с Павлом, подготовить его к встрече с отцом, на которой Платон особо выбирать слова не будет. Что бы Катюня ни думала о Вике, та была предана своему мужу. Настолько, что не заговаривала о собственном ребенке. В душе она ждала, что Платон сам об этом заговорит, и готова была ждать еще. Ей всего тридцать…