кушанье! Как для людей пирожное! Мама мне один раз купила пирожное, так я его так ела — чуть не подавилась! Такое было вкусное…я даже заплакала! Мама перепугалась! Так вот девушки для дракона самые вкусные из вкусных пирожные. Особенно невесты.

— А ты была бы драконом, стала бы есть невест?

— Нет. А вот пирожные бы стала! Я бы сказала этому мужчине — принеси мне корзину пирожных, я твою невесту и отпущу!

— Дочь купца — хихикнула сзади Марина — Коммерция в крови!

— Вы теперь будете мне папой? — неожиданно спросила девочка.

Марина позади меня охнула, закашлялась.

— Почему так решила? — не удивился я.

— Вы красивый, молодой. Мама красивая, молодая. Нам папа нужен. А то мама плачет, и много работает. Я иногда целый день одна лежу, без мамы. Нам обязательно папа нужен.

— А ты помнишь своего папу?

— Конечно, помню…только не очень — призналась девочка — Я же совсем маленькая была, когда он умер. Мама мне про него рассказывает. А я помню, какой он сильный был. Он меня на руках носил, а еще — подбрасывал, а я визжала. Так смешно было… А лицо его уже не помню. Мне стыдно, но я не помню. Мама как начнет про него говорить, так сразу и плачет. А я тогда ходила ножками, а теперь не хожу.

Позади меня всхлипнули, а я закусил губу. Ну, вот какого черта я раздумываю? Берегу свой покой? Боюсь, что меня найдут? Да пошло бы оно все к черту!

— Пойдем, нам надо поговорить — поворачиваюсь к Марине — Пока, Аннушка…увидимся.

— Пока… — отвечает девочка, и я спешу к двери, чтобы снова не услышать неприятного вопроса.

Вот так, все познается в сравнении. Я, видишь ли, боюсь, что меня заключат в золотую клетку и будут эксплуатировать на предмет зачатия наследников. Ужасно! Просто-таки ужасно! А то, что где-то там загибается девчонка, которой надо бегать по улице и радоваться жизни — это так…ерунда. И то что ее мать стареет не по дням, а по часам, убивая себя тяжелой работой — тоже плевое дело. Своя-то рубашка ближе к телу…

Я знаю, что делала Марина после смерти мужа. Спросил, не постеснялся. А она, хоть и очень не хотела, рассказала. Поденные работы. Там в огороде поработает, тут на кухне помогает. Стирала чужое белье, что-то вроде прачечной. У нее руки от холодной воды ломает, я знаю. Призналась. А скоро болезни начнутся — мокрая, на сквозняках. Как еще только держится, не болеет. Видимо как на фронте — бойцы в окопах не могут себе позволить болеть, вот и не болеют. Дочка же на ней, болеть нельзя.

* * *

Сидим друг напротив друга, молчим. Думаю, с чего начать. Марина смотрит настороженно, не понимает, чего я от нее хочу.

— Только не пугайся, хорошо? И не обнадеживайся раньше времени. Сдается мне, что могу вылечить твою девочку.

Смотрит, мотает головой:

— Пробовали. Я все деньги что были, отдала за лечение. Деньги взяли, а сделать ничего не сделали. Сказали — остановили ухудшение самочувствия, и тому надо радоваться.

— Обманули — понимающе кивнул я — А призвать к ответу ты их не можешь. Потому что ты никто, а они уважаемые лекари. Ладно, потом разберемся. Покажешь мне их, расскажешь, кто такие. Я лекарь, Марина. Очень сильный лекарь. Но я в бегах. Меня ищут. Нет, ничего угрожающего — ищет…хмм…родня. Зачем — тебе знать не надо. А вот что надо знать: ты должна дать клятву, что никогда и никому не скажешь, кто вылечил девочку. Если кто-то спросит, говори, что она сама встала на ноги по божьему чуду. Поняла? Спрашиваю — поняла?

— Поняла — тихо отвечает бледная, как мел женщина — Неужели и правда…сможете?

— Мы же на ты, забыла? — улыбаюсь я — Смогу. Думаю, что смогу.

— У меня денег нет! — спохватывается Марина — Это же дорого стоит!

— Я разве что-то говорил о деньгах? — морщусь я — Я же тебе назвал условия сделки! И все останется так, как было — я буду платить тебе за постой, так что не переживай. Так ты даешь слово?

— Клянусь, что никогда и нигде не расскажу, как вылечилась моя дочь! А если нарушу свое слово — пусть я угожу в Ад!

— Как торжественно — улыбаюсь я — Хорошо. Достаточно. Пойдем к девочке. Ох, тяжко мне, тяжко! Обожрался! Вкусно ты готовишь. Кто научил? Да не переживай ты так! Все в порядке будет! И не надо плакать! Все, отплакалась, теперь только радость. Все, все, прекращай воду лить.

* * *

— И все? — растерянно спросила Марина, когда я, усталый, отошел от Анни.

— И все — усмехаюсь я — А что ты хотела? Грома, молний? Или что ангел по велению моей руки спустится с небес?

— А почему она спит, не шевелится?

— А потому что устала! Думаешь, легко выздоравливать? Организм истощен, измучен болезнью. Ноги разучились ходить, мышцы истончились. У нее вместо ног косточки и чуть-чуть мышц. Ей надо много есть, и…тренироваться ходить. Каждый день, понемногу — вставать и ходить. Ну, все…я спать. Завтра с тобой поедем на рынок и закупим продуктов.

— Я же купила! — не понимает Марина.

— Мы самых лучших закупим, и много. Девочке надо есть. Да и нам с тобой надо чего-нибудь повкуснее прикупить. Пирожных, например. А то нас кое-кто сожрет. А с пирожными не сожрет. Драконы пирожных не пробовали, а то бы точно не стали жрать этих визгливых, потных невест с черными пятками. Ну чего ты рыдаешь?! О господи…какая ты плакучая. Все, все! Хватит! Рубашку мне промочила. И благодарить пока не за что. Вот встанет на ноги, пойдет, тогда и будешь благодарить. А девочка и правда очень умная. Чтобы в пять лет книжки читать?! Да рассуждать, как взрослая?! Она гениальна!

— В папу — утирая слезы и всхлипывая отвечает Марина — Он тоже рано стал читать. Считал мгновенно, большие цифры перемножал и делил. И запоминал все с первого раза. Только посмотрит — и все, больше не забывает. И Анни такая же.

Вот гады…человек-то был на самом деле очень дельный, талант. Взяли, да и убили. Всего лишь для того, чтобы добраться до его жены. Неужели других баб нельзя было найти?! Ну да — красивая, так и что?! Разве можно ТАК поступать с людьми?! Никогда этого не понимал.

Эх, люди, люди…говно на блюде! «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак» — так вроде сказала актриса. И я с ней