— Ну да. На многих мехах есть ханд-управление. Берешь такую штуку рукой, поворачиваешь вправо — меха идет вправо… или влево, мехи — они все разные. А есть ханды, которые просто включают и выключают, но эти обычно маленькие.

— И какая лапка должна быть, чтобы такой… хандой… ворочать? — поинтересовался Артем, недоверчиво разглядывая «дыньку».

— Большая, наверно, — резонно ответила Матильда.

Ну да. Вспомнить хоть костюмчики, которые он на складе обнаружил. Да и ствол, найденный там же, тоже не под девочку-дюймовочку сделан.

— Значит, ханда, говоришь, — задумчиво проговорил он. — Ручка, то бишь. Одна штучка. Ну что, посмотрим, для чего она предназначена?

Он вопросительно посмотрел на напарницу, но та молчала, а мимика арахнов богатством и удобочитаемостью не отличалась.

— Лады. С Богом, понеслись.

Артем протянул руку к шарику, но коснуться его не успел. Яркий свет, неприятно-желтый, словно проникающий сквозь грязную занавеску, озарил помещение. После царившего здесь полумрака он резанул по глазам, и Артем поморщился, но голова сама повернулась в сторону источника света.

Свет исходил из трубы, в которой плавала чудовищная голова, и о которой Артем в пылу поисков успел забыть. Со дна, сокрытого в мощном постаменте, лениво всплывали разнокалиберные пузырьки. А потом… Артему показалось, что он услышал металлический щелчок, когда «утопленник» раскрыл глаза.

— ʼад ʼриветствовать ʼапитана ʼорабля.

Откуда доносится голос, понять было невозможно. Звучал сам воздух, и от этого становилось страшно дышать. Однако это был живой голос — голос разумного существа, недовольного тем, что его побеспокоили.

О господи…

Артем в последнюю секунду прикусил язык. Слово — серебро, молчание — золото… Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется… Нет, в оригинале было «чувство». Но все равно, в этом странном месте следовало соблюдать осторожность.

Потому что, похоже, именно его слово пробудило от многовекового сна обитателя «аквариума». Конечно, если тот действительно спал.

А если не слово, то что? Движение?

В сознании Артема снова и снова, словно заскочившая запись на диске, прокручивалось все, что произошло за последние несколько минут. Матильда позвала его, он подошел… осмотрел «ханду»… поднес руку…

— ʼжидаю ʼолосовой ʼоманды.

Голос раздался так неожиданно, что Артем вздрогнул. И словно встал на место некий кирпичик. Крошечный, но тот самый, без которого не добирается критическая масса и не запускается цепная реакция воспоминаний.

Сомнений не оставалось. Голосовая команда!

Конечно.

Пресловутая ханда — это микрофон. Странный, но все же микрофон. С такими выступали дикторы телевидения и артисты. Потом их заменили крошечными «пуговками»… ладно, это уже к делу не относится. Так что двигаться по залу можно без особых опасений. А вот за языком придется следить, да еще как.

— Просьба снизить уровень звука до комфортного уровня, — громко и отчетливо произнес он.

— ʼекорректная ʼоманда, — невозмутимо возразил голос. Громкость звучания не понизилась ни на йоту.

Артем застонал. Похоже, «утопленник» принимал за команду не всякий звук. Отрадно, конечно. Но сколько придется биться, пока формулировка удовлетворит этого зануду?

И пословица «попытка — не пытка» в данном случае может оказаться не совсем верной. Ладно, попробуем.

— Понизить громкость до приемлемого уровня…

— ʼекорректная ʼоманда.

— Снизить громкость до приемлемого уровня…

— Говори тише! — рявкнул Артем, теряя терпение.

— Сам бы не орал, — тихо заметила паучиха.

— ʼоманда ʼринята, — прогремел зловредный утопленник. — ʼточните ʼровень ʼромкости. ʼаз, ʼва, ʼри, ʼетыре…

С каждым счетом голос становился тише.

— Стоп, — сказал Артем.

— ʼжидаю ʼолосовой ʼоманды, — сообщил утопленник — почти нормальным голосом.

— Чего он опять от тебя хочет? — поинтересовалась паучиха.

Тишина, которая после этих слов повисла в зале, напоминала предгрозовую. Артем и его восьминогая спутница едва успели переглянуться, когда ровный белесый свет померк, и помещение погрузилось в темно-багровый полумрак. В следующий миг в воздухе что-то громко щелкнуло, и освещение стало прежним.

Охваченный нехорошим предчувствием, Артем шагнул к Матильде. «Вдовушка» не шевельнулась. Ее глазки-угольки теперь напоминали красные лампочки, горящие вполнакала. Артем протянул руку… и словно наткнулся на невидимое стекло.

— Эй, — негромко окликнул он «утопленника», — что происходит?

— ʼбнаружен ʼотенциально ʼраждебный ʼнопланетный ʼрганизм, — охотно отозвалась голова. — ʼокализация ʼстановлена. ʼбъект ʼаключен в ʼтазис. ʼжидаю ʼолосовой ʼоманды.

В животе у Артема что-то оборвалось.

Он опустился на край пульта, рассеянно вслушиваясь в вакуум в голове. Сказать, что он не знал, что делать — означало не сказать ничего. Он даже не знал, что думать.

Приказать «жмурику» отпустить паучиху? Объяснить, что «ʼнопланетный ʼрганизм» вовсе не «ʼраждебный», а наоборот, вполне дружелюбный, разве что слегка острый на язычок? Как отреагирует на это плавающий в колбе параноик?

По принципу «Друг моего врага — мой враг». Вот как.

Вакуум в голове начал понемногу заполняться. В холодной разреженной пустоте поплыли крошечные кристаллики-мысли.

Хорошо, если он отреагирует так, как и полагается реагировать на команду механизму — то есть подчиниться. Но этой штуке не зря присобачили человеческую голову. Скорее всего, он не только тупо реагирует на происходящее, но и способен рассуждать. То есть у него имеется что-то вроде разума. Способности не только анализировать, но и рассуждать.

Попробуем на этом сыграть, что ли?

— Объясни, почему объект обнаружен только сейчас и почему заключен в стазис, — устало проговорил Артем.

Жидкость в колбе слабо забурлила.

— ʼвигательные ʼеакции ʼотенциально ʼраждебного ʼбъекта ʼпасности ʼе ʼредставляли. ʼднако ʼозможность ʼотенциально ʼраждебного ʼбъекта ʼодавать ʼвуковые ʼигналы ʼожет ʼызвать ʼистемный ʼбой.

Артем вздрогнул. Если раньше «утопленник» говорил хорошо поставленным баритоном, то теперь его голос был высоким и звонким, точно у подростка. Только интонации остались прежними.