— Что это? — наконец выговорила она, когда Клаус, чертыхнувшись, стал резко сворачивать в сторону.

Повозка въехала в переулок и остановилась. Клаус обернулся к Вале. Таким мрачным Валя, кажется, не видела его никогда. Нет, видела, вспомнила она, — когда их продавали в арбайтслагере. Сейчас девочка узнала это непередаваемое выражение лица, так напугавшее её тогда.

— Это позорный столб, — глухо ответил Клаус. — Это значит, что женщина — немка, а мужчина — или поляк, или русский. И они наказаны за связь. Это теория расового превосходства в действии. Когда мужчина немец, а женщина — пленная из остов, тоже добром не заканчивается. Мужчинам также запрещены связи с женщинами другой расы. Хотя говорят, что, например, на оккупированных территориях начальство смотрит на это сквозь пальцы. Но если немка вступает в отношения с человеком не арийской расы, её в лучшем случае ждёт вот это, а в худшем — концлагерь. Она считается осквернившей германскую расу.

Валя с ужасом смотрела на хозяина.

— Да, — жёстко добавил тот. — Вот так живут в «цивилизованной» Германии. И вот это, а не связи с людьми другой нации, — позор нашей страны.

Город вдруг потерял всю прелесть. Валя уже не видела ничего перед собой. И долго ещё, даже когда они доехали до дома и им навстречу выскочили Тиль и малыши, у Вали перед глазами всё ещё стояли лица этих людей.

Зимние дни потянулись своим чередом. Все вставали рано утром, затемно. Пока Марта поднимала малышей, Валя растапливала плиту, ставила на неё большой чайник, чтобы потом заварить кофе. Выходила на кухню хозяйка, и они начинали готовить завтрак, подавать на стол. В шесть часов Марта уже отправлялась доить коров, а Валя прибиралась после завтрака, мыла посуду, приводила в порядок дом и шла кормить кур и скотину. На утренней дойке маме помогал Тиль, который работал всюду наравне со взрослыми. Валя со временем тоже освоила эту науку и выходила с хозяйкой на дойку дважды в день: в обед на пастбище и вечером, когда стадо пригоняли. Коров было много — целая дюжина. Первое время у Вали с непривычки опухали руки, и Марта долго не позволяла ей доить больше двух коров. Но за те месяцы, что девочка жила у Шольцев, она привыкла, окрепла и теперь работала как все.

Молоко и яйца составляли основную продукцию фермы. По зиме некоторые коровы были стельными, да и другие давали не так много молока, зато прибавлялась другая работа. Нужно было регулярно перебирать в подвале все запасы овощей, готовить корм скотине, перевозить с поля и просушивать заготовленное сено. Коров на пастбище выгоняли, но зимней, медленно растущей травы им явно не хватало. Молоко процеживали, переливая в большие бидоны с плотно застёгивающейся крышкой, и Тиль отвозил их и собранные яйца на пункт приёма фермерской продукции. Нормы сдачи продуктов государству были жёсткими. Семье из пяти человек с детьми разрешалось оставить себе литр молока в день и десяток яиц в неделю, а зимой куры неслись мало. Валя первое время отмечала про себя, что ведь никто не контролирует, сколько молока надоено и сколько Марта оставляет для семьи, но ни разу девочка не видела, чтобы Марта отлила в домашний бидон больше разрешённой нормы.

Из скотины и птицы, которую держали в хозяйстве, можно было зарезать для личного пользования не больше двух свиней и несколько куриц в год. Если «подсобной» скотины оказывалось больше, остальное нужно было сдавать государству. Карточки фермеры получали только на то, что не производили сами: муку, сахар, кофе, чай, соль, жиры, а также одежду, обувь, мыло. Хлеб Марта пекла дома, но на топливо для печей тоже был установлен лимит. Пиво, некрепкое и, как правило, тёмное, многие бауэры производили сами, однако Клаус этим не занимался. Он считал даже такой лёгкий алкоголь излишеством и лишь время от времени, в основном к праздникам, покупал домашнее пиво у соседа.

Летом на полях Шольцев росли картошка и овощи — для себя, а также на зимнюю подкормку скоту. Конечно, самое обширное пространство занимали картофель, капуста, морковь и свёкла. Кроме этого, было небольшое гороховое поле, бахча с тыквами и плантация кормовой свёклы. В большом огороде за домом росли огурцы, зелень и ягоды — клубника, смородина, малина, а в красивом саду, где Марта успевала ещё разводить множество цветов, — несколько яблонь и вишен. Там стояли детские качели, деревянные скамейки и стол.

— С осени нужно будет ещё Басти в школу провожать, — сказал как-то за завтраком Клаус.

— Далеко? — спросила Валя.

— В посёлок, где фабрика и церковь. Только церковь — с нашего края, не так далеко, а школа — на противоположном, так что километров шесть получается.

— О! Пешком не дойдёшь.

— Ну почему? Тиль ходил, когда подрос. А пока маленький был, я тоже его возил. Всё-таки полтора часа пешком — многовато для семи-восьми лет. А потом будет ходить.

Валя представила себе, каково это: в любую погоду, зимой — затемно, выходить из дома и идти полтора часа.

— Сегодня перегоняем коров на третье пастбище, — напомнил Клаус. — Тиль, Басти и Лиз этим займутся.

— А нам с Вальхен сегодня ещё нужно в подвале повозиться. Мы вчера не закончили капусту перебирать. И да, Клаус, ты обещал сделать нам пару новых коробов для картошки.

Валя кивнула хозяйке, что поняла, и вспомнила, как удивлялась, увидев впервые это большое хозяйство. Её изумляли и разгороженное на четыре участка пастбище — пока коровы пасутся на одном, на других трава успевает подрасти, — и глубокий бетонированный подвал с вентиляцией и почти постоянной круглый год температурой, и прачечная, оборудованная в отдельной части подвала, — со стиральной машинкой, стоком воды в канализацию, местом для сушки белья и высокой гладильной доской.

После обычных утренних дел Валя с Мартой спустились в подвал. Надев рабочие перчатки, они тщательно перебирали хранившуюся в больших ящиках капусту, обрывали подпорченные листья, насухо вытирали каждый кочан и перекладывали в другой короб. Освободившийся следовало вымыть и хорошенько просушить на воздухе, чтобы никакая гниль не задерживалась в нём. Работа эта требовала терпения и аккуратности, но не занимала голову, и Валя радовалась возможности поболтать с хозяйкой. Не часто выпадали такие часы, но, когда было возможно, Марта охотно рассказывала обо всём, что Валю интересовало, поправляла и развивала её немецкий, говорила о книгах, которые ей стоит прочитать. Девочка очень любила и ценила такие беседы, понимая, как много они ей дают. Ей нравилось, что её хозяева — не просто хорошие, а ещё и образованные люди, с которыми интересно разговаривать. Они всегда были готовы объяснить непонятное, рассказать что-то новое и направить любопытство детей в нужное русло.

У Вали кроме природного любопытства и желания учиться был ещё один — тайный, даже себе не объяснённый пока — стимул узнавать новое. Ей не хотелось отставать от Тиля, который, как она поняла, работая с отцом, тоже получает от него массу интересных и полезных знаний, какие не дала бы ему поселковая школа. Не далее как вчера он рассказывал Вале, что обсуждал с отцом законы физики, заставляющие самолёт взлетать, и гордо говорил: «Отец так интересно и понятно всё объяснял — даже жаль, что пора было идти домой».