В рассказе Галицко-Волынской летописи, посвященном коронации Даниила, есть и еще одна интересная подробность. По словам летописца, мать Даниила также убеждала его принять папскую корону. «Ономоу же одинако не хотящоу, и оубеди его мати его, и Болеславъ, и Семовитъ, и бояре Лядьскые…»

Летописец считает, что влияние матери было велико, выше, чем влияние поляков, обещавших военную помощь против татар. Вероятно, мать Даниила также была заинтересована именно в западном векторе политики сына. Как бы там ни было, необходимо признать, что в нравственном отношении готовность к унии с Римом не может найти оправдание с точки зрения православного историка и вообще православной точки зрения на суть исторических процессов, протекавших в тот момент в Европе. А что это именно так, доказывает нам безупречная в этом вопросе позиция князя Александра Невского.

Необходимо отметить и еще один немаловажный факт. Начало переговоров галицких князей с папским престолом по времени совпадает с переговорами, которые проходили по инициативе Рима об объединении Западной и Восточной церквей, с властями Никейской державы и Болгарии. Наиболее активная фаза этих переговоров приходится на начало 1250-х гг. Таким образом, вопрос об унии с Римом одновременно обсуждался в Никее и в Галицко-Волынском княжестве. Во второй половине 1253 г., когда шли переговоры о коронации и церковной унии в Кракове, а затем в Холме, из Никеи в Рим было отправлено посольство, уполномоченное для заключения унии на условиях, предварительно согласованных сторонами. В вопросе унии Даниил, совершенно очевидно, шел в фарватере византийской дипломатии. В этом вопросе он кардинальным образом разошелся с позицией Александра Невского, который в тех политических условиях оставался последним государем, готовым отстаивать независимость православия. Не может быть никаких сомнений в информированности Александра об этих событиях и его сознательного исторического выбора стать последним властным оплотом независимой Православной церкви.

«По-видимому, задержка церемонии коронации Даниила и терпеливое ее ожидание папскими послами, доставившими корону, но в течение целого полугодия не имевшими возможности исполнить свою миссию, были связаны с ожиданием холмским двором известий из Никеи, подтверждающих окончательное согласование условий союза с Римом и отправку полномочных представителей для заключения договора с папой. Думать так позволяет участие в коронации русского православного духовенства. По словам Галицко-Волынской летописи, Даниил принял корону “от отца своего папы Некентия и от всихъ епископовъ своихъ”. Русское духовенство с самого начала участвовало в переговорах с Римом. По свидетельству Плано Карпини, привезенные им предложения папы князья Даниил и Василько обсуждали со своими епископами. Необходимость контактов с никейскими властями в столь важном для мировой политики и судьбы Восточной церкви момент объясняется… поездкой в Никею ближайшего сподвижника Даниила Романовича Кирилла, выдвинутого галицко-волынским князем в качестве кандидата на киевскую митрополичью кафедру. В 1246 г. на пути в Никею он достиг Венгрии, где исполнил еще одно поручение Даниила, став посредником в заключении брака между его сыном Львом и дочерью короля Белы IV Констанцией. За содействие в заключении этого брака Бела обещал Кириллу проводить его “оу Грькы с великою честью”. Кирилл, судя по всему, успешно исполнил свою миссию в Никее, подтвердив готовность князя Даниила Галицкого строго следовать целям проводимой никейским двором внешней политики. Наградой за это стало утверждение Кирилла новым киевским митрополитом, произведенное патриархом. Вернувшийся на Русь в сане митрополита, Кирилл через некоторое время прибыл в Суздальскую землю». Об этом важнейшем событии для дальнейшей истории Руси мы писали выше.

Здесь действительно перед нами ключевой, судьбоносный момент русской истории, долгое время остававшийся по достоинству не оцененным нашей исторической наукой. Отъезд Кирилла и тот факт, что он связал свою дальнейшую судьбу не со своим «благодетелем» князем Даниилом, а с Александром Невским заставляет нас смотреть на него как на первого человека, который правильно понял трагическую и роковую духовную подоплеку свершавшихся на его глазах политических компромиссов между православным Востоком и папским Западом. Уход Кирилла в Суздальскую землю — это взвешенное политическое решение в пользу того исторического выбора духовного и политического пути, который был совершен Северной Русью в лице князя Александра Невского, вне зависимости от того, личное ли это было решение Кирилла, или он выполнял волю патриарха, поставившего его митрополитом всея Руси в Никее.

Вполне вероятно, что в Никее Кирилл мог обсудить с византийцами и вопрос его будущего пребывания в качестве митрополита всея Руси. Из Степенной книги мы узнаем, и у нас нет повода не доверять этой информации, что начиная с князя Романа и впоследствии, при его сыне Данииле, галицкие князья стремились, при сохранении контроля за Киевом, перенести столицу в Галич. Вполне вероятно, что в Никее Кирилл не встретил понимания в данном вопросе у византийцев, которые и спустя сто лет после этого продолжали рассматривать Киев и митрополичью кафедру в нем как единственный легитимный общегосударственный и общецерковный центр Руси. Стольным князем Киевским был в то время Александр. Пребывание рядом с великим князем, видимо, и было предписано митрополиту Киевскому и всея Руси Кириллу. Вполне вероятно, что по этой причине князь Даниил не считал своего ставленника Кирилла «перебежчиком», но вынужден был согласиться с позицией патриаршего престола.

Мы далеки от мысли считать Кирилла тем вдохновителем, который и способствовал выбору Александра того подвига стояния в православной вере перед лицом всеобщего краха православных государств на политической арене тогдашнего мира. Вероятнее всего, этот выбор был сделан Александром самостоятельно, и именно он привлек к себе митрополита Кирилла, который до своего поставления в митрополиты стал невольным участником и свидетелем политической комбинации, которая превращала последние остатки православного мира в Юго-Западной Руси в провинцию Запада и папского престола.

Отказ Александра от переговоров по поводу унии с папскими посланниками и приезд к нему киевского митрополита Кирилла есть вещи не просто связанные, но и безусловно предопределившие будущую судьбу Московской Руси как Третьего Рима.

В вышесказанном нас может убедить и еще один немаловажный факт. Принципиально важным для нашего исследования является установление авторства вышеупомянутого «Жизнеописания Даниила Галицкого».

«К горькому сожалению, большинство древнерусских литературных произведений не сохранили имен своих создателей, в том числе и “Жизнеописание Даниила Галицкого”. Их приходится восстанавливать, когда это возможно, по отдельным, иногда косвенным признакам. Имеются они и в нашем произведении. Их не очень много, поскольку автор не ставил целью себя обнаружить, но они благоприятным образом согласуются и дополняют друг друга. Речь пойдет об авторе первой редакции “Жизнеописания”, который избрал и непривычный жанр, и создал свой повествовательный стиль, отказался от привычной хронологии и сам описал значительный отрезок жизни своего князя: с 1205 года до начала 1247 года. Последняя статья его сочинения повествует о возвращении Даниила Романовича из Орды и заканчивается сообщением об отъезде названного Даниилом митрополита Кирилла на поставление к патриарху в Никею. Последовавший за этим 16-летний перерыв в работе над “Жизнеописанием” дает право предположить существование определенной связи между этой поездкой Кирилла и прекращением работы над сочинением. Как известно, после возвращения из Никеи в 1250 году, то есть после поставления в митрополиты, Кирилл, не заезжая в Галицкую Русь, отправился к Александру Ярославичу Невскому во Владимиро-Суздальское княжество».