Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И очень скоро Памир понял, что сделал правильный выбор: теперь ему не хотелось ничего иного, как только быть частью этой отборной команды. Следующий год он работал безукоризненно, не спорил с начальством и вывел свою маленькую группу в лучшие из лучших. Но чем ближе подходил срок, тем больше его одолевали сомнения. Памир знал себя слишком хорошо; знал, что он хороший инженер и больше ничего. Люди вокруг интересовались техникой гораздо больше, чем себе подобными, они шутили об атомной энергии, сплетничали о физических явлениях, и лучшими их друзьями были всевозможные аппараты. Несколько инженеров благополучно и счастливо жили с роботами собствеиного изготовления, у которых были вполне женственные формы, теплая кожа и хорошенькие кукольные личики.
Однако когда наступили последние сроки, страх Памира вдруг перешел в смирение.
Он скромно принял участие в ритуале отыскания своего имени в списке утвержденных кандидатур и крайне удивился, не обнаружив себя там.
После пары ночей, проведенных в беспробудном пьянстве и употреблении сильнейших наркотиков, удивление переросло в гнев. Месть замаячила как сладкая награда. С логикой Бесшабашных Памир сделал оружие из лазера с увеличенной частотой Выстрелов и без страхующих насадок. И так, со спрятанным лазером, пробрался через заграждения отрядов безопасности и вошел в пол у достроенный корабль, бормоча себе под нос что-то вроде: «Я тебе покажу, блин, везение!»
Капитаны уже жили на борту. Может быть, Памиру хотелось только попугать их, а, может, и похуже, но как только месть превратилась из мечты в необходимость последнего действия, гнев его растворился, и он почувствовал отвращение к самому себе.
Такое он испытывал впервые.
Не желая признавать истины, он свалил всю вину на действие наркотиков и продолжал красться по длинному коридору, кончавшемуся тупиком.
Ах, везунчики работают тут, заводил он сам себя.
После окончания работ корабль обещал стать лучшим из того, что создавали когда-либо человеческие руки и разум. Но это были не его руки и не его разум! Й тут он понял, что его не волнует этот корабль, а все мысли и желания устремлены туда, где плывет в черной бездне неизвестно откуда взявшееся ископаемое…
Может быть, под действием наркотиков или от отчаяния, события его еще не очень продолжительной жизни - отъезд из дому, путешествие на «Илассии», крушение, удивительное спасение, - все эти случайные события неожиданно выстроились в неизбежную Судьбу и Великое Предназначение. Все перипетии его жизни, включая даже самые незначительные, имели место лишь для того, чтобы привести его сюда и оставить здесь, пьяного, накаченного наркотой и жаждущего неизвестно чего. И именно тут и в этот момент Судьба впервые предстала Памиру во всей своей наготе.
Надо остаться на борту во что бы то ни стало.
Но зайцем долго не продержишься. Какие там тысячелетия, не спрятаться и на сто лет!
Единственным решением оставалось неизбежное.
То, что сделал Памир в следующие мгновения, могли сделать очень немногие. Для людей, с детства привыкших к мысли о счастливой жизни в течение тысяч, а может, и миллионов лет, сама мысль о том, что эту жизнь можно сознательно поставить под угрозу смертельной опасности, была невозможна как таковая.
Но Памир уже умирал.
Умирал дважды.
Его рука, державшая лазер, не дрогнула, наоборот, она стала только уверенней. И неведомое чувство счастья разлилось по всему телу. Он аккуратно прислонился к стене туннеля, прикинув, как это карбонатовое говно расплавится вокруг его сожженного тела и как эта грязь поглотит его.
Он ощутил страх только в последнюю секунду.
Памир не умел и не любил петь. Но в тот самый последний момент, когда лазер должен был выстрелить, он вдруг с удивлением услышал свой голос, выводящий древнюю мелодию свистунов, которую пела ему под шипение двухголового дракона сумасшедшая мать.
- Всего в этом мире много, а я лишь один, Как перст - пел он. - Сколько бы ни было тварей, как я - не сыскать окрест. Все будет по-прежнему, я же не буду таким, как сейчас. Я с каждым мгновением - разный. И умираю лишь раз. Всегда и навеки я буду здесь и сейчас, здесь, но я…
Памир никогда не видел, чтобы руки Главного капитана вели себя так беспокойно.
Все двери усилены, армированные люки закрыты, бригады службы безопасности держали оружие наготове и хмурили лица. В ярком влажном воздухе висела болезненная нервозность. Сначала Памира допрашивали два капитана и Вице-премьер. Его напрямую спрашивали об Уошен и Миоцен. Что он видел? Что слышал? И что он сам говорил пропавшим офицерам? Он отмолчался, но потом как бы между прочим сказал, что за двадцать секунд до того уже связался с Премьером и информировал ее о том, что перед ним появилась пара призраков, и в дальнейшем обо всем будет сообщать напрямую ей.
- Они мёртвы,- заметил он. - Но все же по-прежнему входят в неофициальную иерархию.
Потом его стали расспрашивать о путешествии по Кораблю, о том, как именно он это делал, и видел ли что-нибудь достойное интереса в данном деле.
Всем было известно, что любое путешествие по Кораблю, будь оно даже самым коротким, приносит множество странных встреч. И Памир подробно рассказывал, как он видел парочку синешеих головорезов, совокуплявшихся у всех на виду, кальмаров, занимавшихся черт знает чем в их странной школе, и даже упомянул о том, что на переезде к мосту заметил одинокого человека, совершенно голого, если не считать таблички со сделанной от руки надписью: «Конец здесь!»
Следователи тщательно записывали всю эту ерунду. Потом их подчиненные разберут все происшествия по косточкам и, если надо, проведут дальнейший розыск.
Постоянное неутомимое исследование всех настроений, поведения и событий на Корабле продолжалось.
Наконец открылся последний люк, и Памир вошел в рубку. На него посмотрел робот с корявой физиономией и быстро произнес:
- Наконец-то! - Робот развернулся всем корпусом, оставив лицо обращенным к Памиру, и приказал: - За мной! Бегом!
Памир во всю прыть помчался следом.
Административный центр Корабля простирался на три километра в длину и полкилометра в ширину. Потолок поддерживали высокие зеленоватые арки, с которых свисала красивая паутина, готовая в нужный момент перехватить кого нужно.
По коридорам гудела на специфическом коммуникационном диалекте многотысячная толпа капитанов, их помощников, людей и чужих. И весь этот многоголосый гул поднялся из-за пропавших капитанов. Говорили о поисках то в одном, то в другом месте Корабля, то наверху, то в глубинах. А когда переставали говорить люди, раздавались характерные писки и щебет роботов, обменивающихся последней информацией о том, что и где уже найдено, чтобы, наконец, обнаружить обоих призраков.
Были сделаны и выставлены на всеобщее обозрение два голографических изображения призраков.