он, Шнайдер, отдал Антонию в лапы чудовищного Клифа. Не до смотрел, упустил, прошляпил! Бедолаге трудно забыть прошлое, как бы она не старалась быть паинькой. Теперь Артур даже не знал, как приступить к своему главному сообщению. Засунув блокнот вместе с принесенной газетной страницей в задний карман брюк, он смиренно поднялся.

— Прости. Я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Увидимся за обедом. Отдохни от меня смотри не засни на солнце. Бай-бай!

— Артур! Постой. Я знаю, что бываю несправедлива… Ты делаешь для меня так много, что это не может окупить никакой банковский счет… Антония живо вскочила, за руку вернула Артура к шезлонгу, ласково усадила и чмокнула в висок. Но он не повеселел, и тогда девушка, присев на корточки, заглянула в грустные голубые глаза.

— Так что же тебя держит возле взбалмошной истерички, а, старикан? Ведь ты ни чуточки даже не влюблен в меня, Артур… Наверно, единственный из всех нормальных мужиков, каких я встречала, не строишь мне глазки… И никаких, попыток… Я что не в твоем вкусе?

— Ты попала в самую точку, Карменсита. У меня к тебе особое отношение. — Артур отер с ее подбородка зубную пасту. — Пожалуй, пора кое-что прояснить. Хотя я сам далеко не умник и шел к своему умозаключению целых три года — с того дня, как впервые увидел тебя на репетициях конкурса в Сан-Франциско… Я много раз влюблялся, и по меньшей мере, трижды отец. Но ни с одной женщиной я не чувствовал себя так, как с тобой — настоящим мужчиной… не смейся. Ты все не так поняла. Настоящий мужчина — это не тот, кто делает успехи в постели и не пропускает ни одной юбки. Существо, пускающее слюни вслед проплывающей мимо аппетитной попки — самец. Хороший или качественный — это другое дело… Быть самцом очень и очень приятно. Во мне неизбежно проснулся бы самец по отношению к тебе, если бы его не опередил мужчина. — Артур поморщился, одел темные очки и подставил лицо солнцу.

— Пойди-ка, окунись, выпей свой сок, а потом дядюшка Артур расскажет тебе кое-что, что не рассказал бы даже психоаналитику, если бы додумался к нему наведаться. Иди, иди, детка. Сегодня замечательное утро. Как раз для исповеди.

Тони с удовольствием проплыла четыре раза от бортика до бортика, осушила стакан апельсинового сока и, прихватив флакон миндального масла, устроилась в шезлонге.

— Вот сейчас ты вытягиваешь свои волшебные ножки и умащаешь их кремом, а я не мечтаю о том, чтобы прикоснуться к ним своей ладонью. Я смотрю в кусты. И знаешь — вижу там, в отдалении настороженный силуэт. Это, конечно, Анджело. А на краешке салфетки возле твоих тарталеток пасется крупная оса. От ее укуса может быть аллергический шок и сейчас я убью ее, — резким хлопком блокнота Артур выполнил свою угрозу. — Поняла? Я уничтожу любого, кто может принести тебе вред. Мужчина это прежде всего — защитник, тот, кто заслонит женщину своей грудью, не колеблясь ни секунды… Я не хвастаюсь и не набиваю себе цену, Карменсита. Просто так уж вышло.

Тони молчала не решаясь прервать заинтересовавший ее монолог Артура.

— Ровно тридцать лет назад восьмилетний белокурый паренек выехал на велосипедную прогулку со своей кузиной, в которую был влюблен с пеленок… Юлия — дочь моего дяди, была старше меня на пять лет и мы встречались довольно часто — на всех семейных праздниках. Отто Шнайдер, разбогатев на каких-то спекуляциях, купил дом в маленьком городке на австро-словацкой границе. Его жена — пианистка, умерла совсем молодой, оставив белый концертный рояль и шестилетнюю Юлию на попечение домоправительницы — огромной дамы-гренадера (как мы ее тайком прозвали). Моя кузина была игривая и веселая, как щенок, а отец в минуты взбучек звал ее Джульеттой. Все мы — соседская мелкота и разновозрастные кузины составляли союз влюбленных, тайно и явно вздыхая по своей Принцессе. Я делал это за компанию, таскал какие-то записки, подбрасывал в ее окошко крупных стрекоз, помогал надежней спрятаться во время игры в прятки. В общем — вел себя как джентльмен. Но уже знал, всегда знал, что влюблен, чувствуя свое превосходство над абсолютно невинными одноклассниками.

Тот городок пересекала большая река и вдоль ее берегов по вечерам гоняла на велосипедах вся местная молодежь. У Юлии был самый красивый велик — голубой с алыми ленточками, перевивающими спицы и с сливающимися в движении в огненные круги. И вот однажды сентябрьским вечером восьмилетний Артур и тринадцатилетняя кузина отправляются на велосипедную прогулку — она в коротенькой расклешенной юбке и алой маечке, он — в шортах и с рюкзаком на спине, содержащем бадминтонные ракетки и мяч.

Солнце уже садилось и нам надо было пересечь широкое шоссе, делавшее крутой изгиб в густом орешнике. Грузовик за поворотом мы увидели вместе и Юлия, ехавшая впереди, оглянулась, предостерегающе махнув мне рукой. И тут… тут одурманенный влюбленностью карапуз решил стать героем: показать ей свою ловкость, храбрость… Я отлично помню, как поднажал на педали и, подпрыгивая на кочках, ринулся к шоссе. Последнее, что я увидел проносясь мимо Юлии, — загорелые коленки, обнаженные вспорхнувшей шелковой юбкой. Мне удалось проскочить перед грузовиком, а вот за моей спиной раздался… Ух… — Артур вскочил и отвернулся.

— Не надо. Это очень страшно… — остановила его Тони, уже догадываясь о случившемся.

— Надо. Она рванулась за мной. Но не успела… Я долго болел, а потом как-то быстро все забыл. Постарался забыть. Ведь жить, оставаться нормальным с сознанием такой вины невозможно. И сознание постаралось спастись, отправив обвинительный приговор в архив…

Не знаю, не понимаю, и не хочу понимать, почему тогда в Сан-Франциско, увидев тебя, я вспомнил все и почувствовал, нет, еще не понял, но почувствовал всей душой, что быть мужчиной — это прежде всего беречь и защищать. Мой мозг подсовывал мне вполне разумные и банальные доводы в пользу работы с тобой: «Перспективная малышка! Не упусти эту лошадку…» А душа молила о другом — дать ей шанс на искупление… Искупление моей вечной вины…

— Я очень похожа на Юлию? — спросила Тони, не глядя на Артура.

— Вовсе нет! Она была этаким золотоволосым смешливым эльфом, вертушкой и заводилой. Возможно, она стала бы красавицей… Но важно другое — я должен был беречь ее… А стал беречь тебя… И опять не сумел!

Артур вытащил из кармана и протянул Тони обрывок газеты. На фотографии Клиф Уорни стоял на сцене в свете прожекторов, прижимая к животу гитару, а заголовок гласил: «Неистовый Лиффи, возможно, останется инвалидом!» Тони быстро пробежала текст, сообщавший, что