Он указал в угол спальни, где сохранилось одно из немногих больших зеркал дворца, оправленное в толстую раму. Рама изображала переплетение виноградных кистей и пшеничных колосьев, а на самом ее верху, метрах в двух с половиной от пола, красовалась потускневшая, многолучевая звезда. Со звезды свешивался холщовый мешок.

– Как я его достану? Ой, не дыши мне в затылок.

– Мне нравится твой затылок.

Он коснулся кончиком языка того места в основании черепа, где трепетала пушистая ложбинка. Надя вздрогнула всем телом, словно через нее пропустили электрический заряд. Жена была намного ниже его, и когда они обнимались, легко пряталась у Коваля под мышкой.

Артур вложил ей в ладонь веревочку.

– Завяжи волосы. Ты можешь залезть на банкетку, оттуда дотянешься.

Теперь она стояла лицом к зеркалу, в двух шагах от его серебряной поверхности, отражаясь с головы до пяток. Ловко закрутила хвост вокруг макушки, воткнула в волосы несколько заколок и слегка наклонила голову, ожидая его первого поцелуя. Крохотные огненные зайчики света прыгали по напружиненным мускулам ее спины и прятались в тени сжатых бедер.

– Мне неприятно, как ты на меня уставился, демон.

– А мне неприятно, что ты так крепко сжимаешь колени, словно боишься меня. Мы договорились, что я увижу тебя всю, а ты не выполняешь условий.

– Вот еще! - фыркнула она. - Чего мне тебя бояться?

Он подвинул банкетку к зеркалу. Это была одна из уцелевших мебельных реликвий восемнадцатого века, на позолоченных, гнутых ножках.

Надя медленно, словно пробуя воду, подняла ногу и окунула пальцы в горностаевый мех, укрывавший бархат обивки. Потом, так же медленно, встала на колени и плавным движением раздвинула ноги.

– Так тебе видно, демон?

Он взял ее за локти, и потянул назад, любуясь в зеркале, как поднимаются ее груди. Теперь они скрестили взгляды, и зрачки ее стали огромными, как маслины.

– Какой у тебя большой ключ…

– Ты можешь достать его.

Артур перехватил ее за кисти и развернул к себе лицом. Надя отодвинулась назад, почти вплотную к поверхности зеркала, и потянулась ртом к прорези на брюках. Сначала она зубами достала ключ, потом Артур ослабил пояс и отошел на шаг, удерживая ее руки. Он едва не застонал, когда она добралась до его раскаленного тела. Какое-то время он стоял, прикрыв глаза и ощущая лишь влажные губы жены, потом поднял затуманенный взгляд и увидел в отражении самую лучшую картину, которую мысленно рисовал себе все эти недели долгого ожидания. Он повел руками вдоль намасленной спины - вниз и вверх. Чувствуя, как она глубже выгибается под его ладонями, Артур не спешил окунаться пальцами в заветный полумрак. Он закусывал язык и возвращал ладони назад, проходя теперь вдоль дрожащих, налитых бедер и изогнутого позвоночника, заставляя ее зябнуть от нестерпимого желания. Наконец мозоли его ладоней царапнули два твердых соска.

Теперь он чувствовал не только ее полные губы, но и острые кончики зубов; чувствовал, как ее ногти оставляют под рубахой царапины. А потом ее руки поползли дальше, обнимая его целиком, окончательно освобождая от брюк, и сомкнулись сзади…

От внезапной, мучительно-сладкой боли он вскрикнул, и этот крик словно прозвучал для жены сигналом. Надя уже не слышала его просьб остановиться, она опускала голову всё ниже. Волосы рассыпались по плечам; несмотря на его несильные рывки, она не разжимала рук, заключив мужа в пышущий пламенем капкан. Артур, уже не сдерживаясь, опрокинул ее на бок и склонился над ней, давая ей возможность опуститься еще ниже, ласкать его так, как умела она одна… Его пальцы уже скользили там, где расцветал горячий бутон ее плоти. И уже не жалея ее, облизал три пальца, хотя мог бы этого не делать, так легко в ней было скользить…

Делать два дела сразу Надя боялась, она вырвалась, растрепанная, покрасневшая, и совсем близко Артур увидел ее безумные, и такие счастливые глаза…

Но игра еще не закончилась. Не пытаясь освободиться от мужской руки, она, наоборот, приблизилась, терлась грудью о его рубашку, и постепенно раздвигала ноги, опускаясь, всё ниже на пятки, пока не закусила губу от боли… Свободной кистью Артур держал ее за шею, проводя губами по ее набухшим губам, впитывая запах ее срывающегося дыхания…

– Ты… ты обманщик… Я же достала ключ…

– Так возьми… подарок…

Он неторопливо начал двигаться вокруг нее и вокруг тахты, отпустил ее шею, оставляя три пальца в прежнем положении… Потом нежно погладил ее спину, дал ей облизнуть большой палец другой руки… Надя дернулась, в зеркале он видел, как сокращаются и трепещут, в ожидании, две бронзовые дыни.. Поймал губами ее рот, навалился сверху, не давая приподняться, и вошел второй рукой…

Женщина зарычала, пытаясь освободиться, но он уже поймал ее с двух сторон, изощренно и бережно играя на самых тонких и чувствительных струнах, зная, что спустя несколько секунд она взорвется, сильнее, чем взрывалась прежде… С каждым годом она ждала от него всё более грубых ласк и взрывалась всё отчаяннее и громче, на пределе сил, истекая потом, билась между его рук…

Он не ошибся, она стала еще требовательнее; если раньше Надя вспыхивала от боли, сегодня она только бессильно повисла, закинув руку ему за шею, зрачки ее закатились, ртом она терлась о его ключицу, оставляя мокрые дорожки, прихватывая зубами волоски на груди, а второй рукой сама удерживала его внутри…

Потом она кричала долгим, протяжным криком, и уже ничего не соображала, и исцарапала ему шею, и сердце ее колотилось, как кузнечный молот… А Коваль сжимал зубы и, не отрываясь, смотрел в зеркало на эту агонию, на ручьи пота, стекающие с ее лопаток, что бились, как связанные крылья…

Потом он ее отпустил, и ждал.

Надю всегда приходилось ждать, и для него это было самое сладкое ожидание на свете. И отодвинуться при этом тоже было нельзя, потому что, падая на бок, поджимая колени и сворачиваясь калачиком, она дрожала крупной дрожью, точно попала голая на мороз… Но при этом, не открывая глаз, протягивала руку, и притягивала его ко рту, так что Артуру приходилось брать ее лохматую голову между колен, и застывать… А едва он пытался пошевелиться, она, недовольно ворча, как потревоженный со сна медвежонок, прихватывала его плоть зубами… Или опускалась чуть ниже и ощупью, не открывая глаз, дотягивалась зубами до самого нежного, самого чувствительного и нервного места, и втягивала губами, как втягивают из раковин устриц, или берут с висящей грозди виноград…

Артур прикладывал к лицу уставшие ладони и вдыхал, вдыхал, до изнеможения, и чуть шевельнув бедрами, двигался ей навстречу, давая понять, что и сам не может больше терпеть… Тогда она, не открывая глаз, с удивительным выражением целомудрия на взмокшем лице откидывала назад волосы и забиралась ртом всё глубже, раздвигая его колени… И уже переворачивалась на живот, не забывая приподнять и поиграть лоснящимися половинками, потому что помнила, как муж любит на нее смотреть, помогала себе обеими руками… И снова, не давая опомниться, невероятно изогнувшись, оказывалась на спине, и Артур, качаясь от изнеможения, видел лишь ее напряженное горло, и подбородок…