Смерть прикоснулась к моему лбу, и я почувствовала, как моя душа улетает через точку между глазами. Прав мой учитель йоги: третий глаз действительно является центром познания! Миллионы воспоминаний — из моей жизни и из десятка других — замелькали передо мной с головокружительной скоростью. Я была всеми Маргаритами одновременно. Но наконец слайд-шоу замерло на одном-единственном кадре. Круглый пруд около каменной башни, и черный лебедь, скользящий по глади воды. «Да, — услышала я свою мысль (вернее, мысли всех Маргарит), — конец всегда одинаков». Неподвижный воздух со свистом рассекла стрела, и испуганный крик нарушил безмолвие.

— Гарет!

Испуганный голос смешался с криком лебедя. Я ощутила, что тону в темной воде, но внезапно сильные руки подхватили меня, встряхнули, и кто-то вновь произнес мое имя:

— Гарет!

Я открыла глаза и увидела Уилла.

— Ты… — прохрипела я, будто молчала сто лет. — Ты меня услышал.

— Да, — ответил он. Похоже, его искренне удивило то, что я сумела его вызвать. — Где ты такому научилась?

— У Маргариты Дюфе, — пробормотала я, когда Уилл помог мне выпрямиться.

— Дюфе? — прошептал он.

Я разжала правую руку с «Оком возлюбленной». Уилл посмотрел на брошь. Его кожа, и без того бледная, приобрела голубоватый оттенок. Он взял украшение и приложил к своему глазу. Я заметила, что он, в отличие от Оберона, не боится прикасаться к «Оку».

— Откуда она у тебя? — спросил Уилл так же хрипло, как и я.

— Из магазина Ди. Я догадалась, что там изображен глаз женщины, запечатленной на портрете в логове Ди. Я разыскала его с помощью «Ока».

— Я подозревал, что именно он наделил несчастного Огюста Рено колдовской краской.

— Возможно, Ди похитил у тебя брошь, но «Око» стало магическим благодаря Оберону.

— Оберону? — нахмурился Уилл.

— Он намеревался вас разлучить.

Уилл покачал головой.

— Но он вряд ли желал гибели Маргариты.

— Ну, моей-то смерти он точно хотел… и почти наверняка убил Лол!

Я вскочила с дивана, ругая себя за то, что не сразу бросилась искать фею. Я быстро осмотрела пол и обнаружила ее за горшком, в котором рос папоротник. Тело ее обмякло, крылышки потускнели и съежились, как выброшенные в мусорное ведро целлофановые обертки. Я прикоснулась кончиком указательного пальца к груди Лол и ощутила еле слышное трепетание.

— Она жива, — сказала я Уиллу, и он опустился на колени рядом со мной. — Мы можем ее спасти?

— Однажды я видел, как Маргарита выхаживала раненую фейри. Она говорила, что фейри исцеляются сами — благодаря энергии, исходящей от некоторых растений. — Уилл перегнулся через мое плечо и сорвал несколько перистых стеблей папоротника. — Попробуй. Не уверен, что прикосновение вампира подействует на нее благоприятно.

Я нежно обернула листьями невесомое тельце Лол, стараясь не задеть сломанные кости. Потом уложила ее в цветочный горшок. Она стала похожей на вьетнамские весенние рулетики, которые подают в гриль-баре «Сайгон». Через пару мгновений я услышала слабое жужжание и заметила, что Лол окружило бледно-зеленое свечение.

— Сработало, — заключил Уилл. — Самое лучшее теперь — дать ей покой. Значит, это дело рук Оберона? Раньше я был свидетелем его грубости с сородичами, но такой жестокости не ожидал…

— По его словам, она получила по заслугам, потому что привязалась ко мне, а потом он добавил… — Я ненадолго умолкла. — Вот. Он заявил, что мне должна быть хорошо известна цена, которую платишь, когда переходишь на сторону людей. Оберон имел в виду решение первой Маргариты стать смертной ради любви?

Уилл отвел глаза, и его лицо исказилось болью.

— Наверное. Вероятно, Оберон так сильно меня ненавидит лишь из-за того, что тоже влюбился в Маргариту. Но все равно я очень удивлен тем, что он причинил зло тебе. — Взгляд Уилла упал на скомканный стикер, который он сорвал с моего лба. Он подобрал бумажку и расправил ее. — Конечно, здесь и есть доказательство, — произнес он. — Восьмиугольник рассечен половиной символа бесконечности. Если бы Оберон пожелал умертвить тебя, он бы изобразил знак целиком. Он знал, что я успею.

— Правда? Он мог бы предупредить меня.

— Вдруг он просто решил тебя запутать? — Уилл пожал плечами. — Оберон обожает всякие хитрости, но не злые. Он намеревался первым отправиться к Ди. Ему нужна фора. А тебе удалось определить, где находится Ди?

— Он в Хайбриджской водонапорной башне — по крайней мере, час назад был там. Дай-ка мне брошь.

Похоже, Уиллу не очень хотелось расставаться с «Оком» — или не хотелось, чтобы я снова смотрела глазами Маргариты Дюфе. Но ему не стоило огорчаться. Теперь мадам Дюфе не стала одаривать меня воспоминаниями. Она привела меня прямиком в логово Ди. Колдун неподвижно сидел в кресле у камина.

— Он там, — шепнула я Уиллу.

— А шкатулка на месте? — спросил он.

Я посмотрела на столик рядом с креслом.

— Да.

— А Оберон?

— Нет.

— Если так, то боюсь, что Ди от него уже избавился. Нам надо спешить.

Я сунула брошь в карман.

— Но как мы проникнем в башню? Ты сможешь на нее взобраться?

Уилл, наблюдавший за тем, как я прячу «Око возлюбленной», рассеянно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Вряд ли, моя дорогая. Но я знаю другой путь. Отлично, что ты в ботинках, — добавил он, указав на мои «Doctor Martens», которые я надела, поскольку Оберон велел мне облачиться в рабочую одежду. — В том месте, где мы скоро будем, немного сыро.

У дома нас ждал «Роллс-ройс». Туман сгустился еще больше, но водитель невозмутимо повез нас по адресу, сказанному Уиллом. Мы направлялись в Бронкс, в парк Ван-Кортландт.

— Зачем нам туда? — поинтересовалась я у Уилла, сидевшего возле меня. Машина плавно мчалась по Джейн-стрит. — Хайбриджская башня — на Сто семидесятой улице Манхэттена.

— Если мы попытаемся проникнуть в нее с улицы, Ди нас заметит.

— Но как он может вообще что-то разглядеть в этом гороховом супе? — спросила я.

Мы доехали до угла Джейн-стрит и Вестсайд-Хайвей. Справа возвышался отель, в котором жил Оберон. Угловая башенка практически утонула в густом тумане. Из дверей вышел человек и поежился, вдохнув спертый воздух. Он поднял английский воротник плаща, закашлялся, прикрывая губы ладонью, и его кожа стала землистой. Я с изумлением узнала мужчину, на которого пару дней назад налетела на Двенадцатой улице. Он тогда обозвал меня дурой и сказал, что я иду «не в ту сторону». Мужчина устремился к перекрестку, но неожиданно пошатнулся и упал на капот «Роллс-ройса».

— Ему плохо? — проговорила я. — Ему нужна помощь.