Через несколько минут снова появился начальник тюрьмы. Лоб у него вспотел. Его сопровождал надзиратель, на голову выше своего шефа. Они торопливо подошли к полицейским.

– Вот, похоже, здесь все, – сказал Неделек. – Письма лежали под матрасом. И никакого запаха духов.

– Может, он душил только конверты?

– К сожалению, мы ни одного не нашли. Пойдемте, у нас всего несколько минут…

Неделек поместил всю пачку в ящик копировального аппарата, нажал на какие-то кнопки, и агрегат с рекордной скоростью партиями выплюнул сто девяносто две ксерокопии. Неделек забрал оригиналы и пожал полицейским руки:

– Я должен вернуть все на место. Разумеется, я рассчитываю, что вы будете держать меня в курсе. Успехов с этим делом.

Сыщики поблагодарили его, подхватили толстую пачку ксерокопий, прошли пропускные пункты в обратном направлении и уселись в машину. Вик был не способен читать в автомобиле – это вызывало у него тошноту, так что он ждал, когда они вернутся в бригаду, чтобы ознакомиться с содержимым пакета.

Он надеялся проникнуть в мозг обоих убийц и раскрыть их чудовищные тайны.

Вернулся Вадим, неся в каждой руке по стаканчику кофе. Сейчас, между двумя праздниками, кабинеты уголовной бригады были почти пусты. Не самые срочные дела были отложены, сыщики подзаряжали свои аккумуляторы. Манжматен заперся у себя в кабинете, уткнувшись носом в документы; Дюпюи и Мандзато на совещании со следственным судьей и представителями лионской судебной полиции делали сообщение о последних деталях расследования. Полная хренотень, Вик был рад, что ему удалось ее избежать.

Около шести часов вечера он тоже зашел в комнату заседаний. В руке у него была копия послания, которое Дельпьер оставил им на стопке видеодисков, когда в подвале они обнаружили «изделие»: «Понравился сюрприз? А теперь мое наследство, шавки драные. Приятного просмотра».

– В переписке мы ищем вот этот почерк.

Он еще раз пробежал глазами письма, одно за другим, а затем передал их напарнику для повторной сверки.

– Клянусь тебе, эти телки совсем чокнутые. Ты только послушай: «Я знаю, что о вас говорят и что все это неправда. Когда я смотрю на ваши прекрасные фотографии, я вижу тонкого, умного и порядочного мужчину. Вы человек, и никто не смеет так обращаться с вами, вы имеете право на второй шанс». И тому подобная хрень. Как можно дойти до того, что влюбиться в такого подонка? Хорошо бы показать им фотографии трупов – вот уж это точно усмирит этих истеричек.

Вик молча пил кофе. Письма мелькали у него перед глазами, и через полчаса он понял:

– Все не так просто, я не нашел никакого сходства. Но он наверняка играл свою роль до конца и изменил почерк.

– Или же мы реально сели в лужу.

– Мы не сели в лужу. Придется прочесть все – их тут почти две сотни. Разложить сперва по отправителям, затем по датам и действовать методом исключения. Может, мы наткнемся на странные выражения или отдельные слова, выделенные жирным или заглавными буквами. Мы должны тщательно все изучить.

Вадим не скрывал своего отвращения.

– Ладно. Беру половину, но предупреждаю: через два часа все, баста. Мы с Мартиной собираемся съездить к моей племяннице, чтобы вручить ей подарки.

Вик взялся за чтение, его удручало убожество фанов Джинсона, их недоверие к власти. Ему было известно о феномене сексуального стремления женщин к самым злостным преступникам. Ландрю[16] получил восемьсот брачных предложений, прежде чем его голова скатилась с плеч. У норвежца Брейвика, с его шестьюдесятью девятью жертвами, в основном это подростки, – тысячи обожательниц. Как бороться против того, что непобедимо? Вик часто задавал себе такой вопрос, и всякий раз это наносило удар по его нравственности.

Он прочел всего пять писем, и тут в кабинет как ни в чем не бывало вошел Жослен Манжматен с папкой под мышкой.

– Нашел! Я нашел чертову связь между Джинсоном и Дельпьером!

Вадим, словно сурикат, вытянул шею, а Манжматен шлепнул на стол Вика пачку документов:

– Это копии психиатрической экспертизы Дельпьера, проведенной в ходе суда над ним в две тысячи десятом. Коротко скажу, о чем речь: тогда его судили за кражу трупов из анатомической лаборатории медицинского института в Гренобле и факты некрофилии. Психиатры сделали работу за нас, в их отчете описывается большая часть детства нашего «героя». Там достаточно бесполезной болтовни, но интересующий нас момент относится к концу восьмидесятых. В то время Дельпьеру двенадцать лет. Он очень близок с отцом – больше, чем с матерью. Все летит кувырком, когда у папаши среди лета случается сердечный приступ… В тот день, когда произошла трагедия, мать отправилась за покупками, мальчишка оказался на ферме один и долгие часы провел рядом с трупом. Вернувшаяся мать обнаружила ребенка в угнетенном состоянии, в слезах, и уже здорово раздувшегося отца – если вы понимаете, о чем я…

Вик поперхнулся последним глотком холодного кофе.

– …По мнению психологов, этот эпизод травмировал мальчика и послужил причиной настоящего перелома в его поведении. Начиная с этого времени он прогуливает школу – никто не знает, где он болтается дни напролет, – больше не помогает на ферме, замыкается в себе, становится неразговорчивым.

Манжматен испытующе взглянул на Вика:

– А вот теперь, Вик, ответь на вопрос. Догадайся, куда мать решает отправить мальчишку?

Вик пожал плечами.

– Не сечешь? В интернат для мальчиков, в часе езды от Шамбери, где подростков воспитывают в строжайшей дисциплине и глухой изоляции. Интернат в…

– Рош-Нуар. Твою мать!

Вадим поднял руки:

– Может, мне кто-нибудь объяснит, в чем дело?

Кивнув, Манжматен протянул ему цветную распечатку. Школа на фотографии представляла собой постройку из холодного камня под черепичной крышей, окруженную черными соснами и высокой темной оградой. Не слишком приветливое местечко. Вик пояснил:

– Энди Джинсон тоже прошел через этот интернат. Он находился здесь с восемьдесят шестого по восемьдесят восьмой год как Энди Мортье, под фамилией своей матери. Это черным по белому записано в его деле. В момент поступления в учебное заведение ему четырнадцать лет. Мать воспитывает его одна, четырьмя годами ранее отец ушел к другой женщине, не потребовав права на опеку и ограничиваясь лишь выплатой алиментов. Юный Энди, несмотря на незаурядный ум, в школе столкнулся с трудностями из-за своей внешности: у него избыточный вес, он часто болеет, его рвет. Мать, имеющая проблемы с алкоголем, не знает, как изменить ситуацию, и отправляет его в Рош-Нуар.

Манжматен согласно кивнул.

– Дельпьер проводит в интернате три долгих года, с восемьдесят седьмого до конца восемьдесят девятого, из которых два – одновременно с Джинсоном. Мы не знаем, что там произошло, ни один отчет не описывает никаких деталей, а возможно, этим никто по-настоящему не интересовался. Известно только, что на выходе оттуда Дельпьеру пятнадцать лет. В восемнадцать он находит работу подручного в морге Гренобля. Продолжение нам известно. Тяга к смерти, работа на бойнях, в лаборатории медицинского института, некрофилия. Короче, интернат не исправил ситуацию, даже наоборот…