Приведя брови в идеальное, по его разумению, состояние, он высушил мне волосы, а потом полчаса занимался лицом, втирал какие-то кремы, присыпал порошками.

– Я не любительница косметики, – запротестовала я. – Пользуюсь только помадой и тушью для глаз. А это уж чересчур.

– Не волнуйтесь. Палку не перегнем.

Сомнения, однако, у меня остались. Гарт уже наложил мне на веки три вида теней, одни практически фиолетовые. Но когда он снял с меня накидку и развернул лицом к зеркалу, я пожалела о том, что усомнилась в его мастерстве. Моя кожа сияла. Щеки приобрели цвет идеального, зрелого абрикоса. Губы стали более полными, цвета темно-красного вина, чуть изгибались, словно я улыбалась, не подозревая об этом. А теней на веках я вообще не заметила, видела только свои глаза, которые стали гораздо больше, гораздо красивее. Я осталась сама собой... но выглядела куда более счастливой. А волосы...

– Лучше меня никогда не стригли, – заверила я его. Медленно пробежала пальцами по волосам цвета черепашьего панциря, в которых змеились золотые, бронзовые и медные пряди. Волосы Гарт подстриг коротко, концы касались щек, природную волну оставил на месте и открыл одно ухо, отчего я выглядела как озорная девчонка. Естественно, беременная озорная девчонка, но кто бы стал жаловаться? – Наверное, лучше никого не стригли.

От двери донеслись аплодисменты. Там стояла Макси в черном облегающем платье и черных сандалиях. В ушах сверкали бриллианты. Еще один висел на шее на серебряной цепочке. Платье завязывалось на шее и оставляло открытой всю спину и даже начало расщелины между ягодицами. Я видела ее крохотные лопатки, просвечивающие сквозь кожу позвонки и симметричную россыпь веснушек на плечах.

– Кэнни. Господи! – Сначала она изучила мою прическу, потом – живот. – Ты... вау!

– А ты думала, я шучу? – спросила я и рассмеялась, видя написанный на ее лице восторг.

Она опустилась передо мной на колени.

– Можно?..

– Конечно, – ответила я.

Она положила руку мне на живот, а мгновением позже ребенок дал ей пинка.

– О-о-о! – Макси отдернула руку, словно обожглась.

– Не волнуйся. Ей не больно. Мне тоже.

– Так это девочка? – спросил Гарт.

– Официального подтверждения нет. Но я чувствую. Макси тем временем кружила вокруг меня, словно приценивалась к новой покупке.

– И что насчет этого говорит Брюс? – полюбопытствовала она.

Я покачала головой:

– Ничего, насколько мне известно. Он не дал о себе знать.

Макси остановилась, ее глаза широко раскрылись.

– Ничего? До сих пор?

– Я не шучу, – пожала плечами я.

– Скажи слово, и его убьют, – предложила Макси. – Или просто как следует отмутузят. Я могу послать, скажем, полдюжины сердитых регбистов с бейсбольными битами, чтобы они переломали ему ноги...

– Или разбили его бонг, – усмехнулась я. – Возможно, этим они доставят ему куда больше огорчений.

Макси засмеялась.

– Как ты себя чувствуешь? Хочешь есть? Спать? Выйти в свет? Если нет, только скажи, никаких проблем...

Мои губы разошлись в широкой улыбке, я тряхнула великолепными волосами.

– Конечно, я хочу выйти в свет! Я в Голливуде! Я накрашена! Пошли!

Я протянула Гарту кредитную карточку, но он отвел мою руку, предложил ни о чем не беспокоиться, все, мол, в порядке, и, если я пообещаю ему прийти через шесть недель, чтобы подрезать концы, он будет считать, что я полностью с ним расплатилась. Я благодарила и благодарила его, пока Макси не утащила меня за дверь. Ее маленький серебряный автомобиль стоял у тротуара. Я осторожно залезла в него, помня о своем смещенном центре тяжести, помня, что рядом с Макси, несмотря на мою новую потрясающую прическу и фантастический цвет лица, в своей черной одежде для беременных я напоминала пузатый дирижабль. «Дирижабль с лицом озорной девчонки», – подумала я, когда Макси, рванув с места, пересекла три полосы под гудки возмущенных водителей и еще сильнее надавила на педаль газа, проскочив перекресток на желтый свет.

– Я договорилась с коридорными, чтобы они приглядели за Нифкином, если мы задержимся, – прокричала она. Теплый вечерний ветер обдувал наши лица. – Кроме того, я арендовала ему купальную кабину.

– Bay. Нифкин у нас счастливчик.

Только два светофора спустя я сподобилась спросить, куда мы едем. Макси ответила без запинки:

– В «Звездный бар»! Это одно из моих любимых мест.

– Там какая-нибудь вечеринка?

– О, там всегда вечеринка. И отличное суши.

Я вздохнула. Не могла есть сырую рыбу и пить спиртное. И хотя очень хотелось отпраздновать прилет в Голливуд и повидать суперзвезд, я знала, что очень скоро у меня возникнет неудержимое желание вернуться в свою кровать в том большом, роскошном люксе многоэтажного отеля. И до беременности я не любила шумные вечеринки, затягивающиеся далеко за полночь, а уж теперь они привлекали меня еще меньше. «Немножко там побуду, – сказала я себе, – а потом сошлюсь на усталость беременной дамы и попрошу отпустить меня домой».

Макси предупредила, кто может быть в «Звездном баре», и поделилась важной информацией, которую необходимо знать каждому новичку вроде меня. Знаменитые актер и актриса, женатые уже семь лет, на самом деле только делали вид, что живут вместе.

– Он гей, – прошептала Макси, – а она многие годы спит со своим тренером.

– Какая проза! – шепотом ответила я.

Макси рассмеялась и наклонилась ближе. Инженю, звезда второго по сборам фильма прошлого лета, могла предложить мне в туалете таблетку экстази («По крайней мере мне предлагала», – сказала Макси). Принцесса хип-хопа, которая, как писали в прессе, шага не делала без одобрения матери-баптистки, не расстающейся с Библией, наделе была «полной оторвой». «Спит и с мальчиками, и с девочками, и с теми и другими вместе, пока маман возрождает веру в Виргинии». Сорокапятилетний режиссер только что вышел из клиники Бетти Форд[64], сорокалетний герой-любовник чуть ли не официально признан сексуальным маньяком, известная женщина-режиссер, которая постоянно оказывалась в центре скандалов, на самом деле не лесбиянка, хотя с радостью поддерживает эти слухи.

– Абсолютно гетеросексуальна. – В голосе Макеи слышалось отвращение. – Думаю, где-нибудь в Мичигане у нее есть и муж.

– Какой ужас! – воскликнула я. Макси захихикала, схватила меня за руку. Двери лифта разошлись, и двое великолепно сложенных парней в белых шортах и белых рубашках с отложными воротничками широко распахнули десятифутовые стеклянные двери, явив нам бар, который словно висел в ночном небе. Я увидела десятки маленьких столиков на двоих или четверых, на которых мерцали свечи. Ночной ветерок раздувал портьеры цвета слоновой кости, скрывавшие стены. Стойка подсвечивалась синим неоном, за ней стояла женщина шести футов росту, в темно-синем костюме. Ее прекрасное лицо бесстрастностью напоминало вырезанную из дерева африканскую маску. Макси еще раз сжала мою руку, шепнула: «Я сейчас вернусь», – и отправилась здороваться с людьми, которых я прежде видела только в кино. Я прислонилась к одной из колонн и постаралась не таращиться на сидящих за столиками и у стойки.