— Стой! — Найл бросился к ней, упал рядом, лихорадочно пытаясь очистить сознание от посторонних мыслей, но у него ничего не получалось, и тогда он бросил в нее все силы, всю энергию, какую только имел… Но встретил пустоту. Женщины по имени Рягья больше не существовало. Найл уткнулся лицом в пахнущие морем волосы и бессильно заплакал.

* * *

Найл стоял на носу ладьи, глядя прямо перед собой и не замечая ничего вокруг. Словно где-то далеко, в другом измерении, ритмично бьет барабан и дружные удары весел толкают судно против ветра. Словно нет ни слепящего солнца, ни холодных брызг от разбиваемых волн. Правитель не заметил даже, как они вошли в гавань города, и очнулся только от резкого толчка при причаливании.

— Мы прибыли, Посланник Богини, — вытянулась перед ним командующая кораблем рослая девица.

— Хорошо, — безразлично кивнул Найл и сошел на пристань, кивком поздоровавшись со встречающими его принцессой Мерлью и Симеоном.

— Ну как? — нетерпеливо спросил медик, перебирающий на месте ногами, словно готовящийся к прыжку кузнечик.

Принцесса молчала. Она была в длинном темно-зеленом и совершенно непрозрачном платье, но ветер плотно прижимал легкую ткань к телу, позволяя увидеть каждый изгиб изящной фигурки. Волосы охватывал широкий обруч, инкрустированный малахитом, а в ушах висели уже знакомые изумрудные серьги. Найл прислушался к себе, но в душе его при виде девушки ничто не шелохнулось. Вообще ничего. Создавалось впечатление, что он теперь не способен испытывать никаких чувств.

— Я рада тебя видеть, Найл, — разорвала затянувшуюся паузу принцесса, приглаживая волосы.

— Я тоже рад видеть тебя, Мерлью.

— Так что, поймали кого-нибудь? — бесцеремонно поторопил правителя Симеон.

— Одного.

— А чего так мало?

— Не забирайте его, пока я не уйду, — проигнорировал вопрос Найл. — Он видел меня в Дире, так что при мне «освобождения» может не получиться.

— Одного мало, — гнул свое медик, — для достижения устойчивого эффекта необходимо хотя бы два десятка…

Правитель просто повернулся к нему спиной и ушел с причала.

Нефтис ждала его около коляски. За спиной ее стояли на коленях четыре стражницы.

— Я рада видеть вас, мой господин, — склонила она голову.

— Я тоже рад тебя видеть. Что это за зрелище?..

— Вместо того чтобы сопровождать вас, мой господин, они остались со мной. Они ждут наказания. Что прикажете сделать с ними, мой господин?

Найл взглянул на неподвижно замерших женщин. Если бы они поехали с ним, то Рягья осталась бы жива… Но тогда он вообще не познакомился бы с морячкой…

— Ничего не надо с ними делать, — сказал правитель. — Просто позаботься, чтоб они никогда не попадались мне на глаза.

Во дворце Джарита приготовила праздничный обед. Любимые Найлом дрофы, запеченные в тесте, прозрачный бульон из гусеницы-листорезки, фруктовые и овощные салаты, поджаристые хрустящие плюшки, паучье красное и белое вино. Служанка постаралась от души.

— Послушай, Джарита, а жареной рыбы у нас нет?

— А разве ее едят? — искренне удивилась та.

Служанку можно было понять — ведь пауки терпеть не могут воды, разделяя ее только на два вида: вода для питья и водное препятствие для движения. Употреблять в пищу животных, обитающих в этой противной среде, им и в голову прийти не могло. А слуги смертоносцев безропотно следовали привычкам господ. За исключением моряков, которые, похоже, даже считаясь слугами, оказывались свободнее «свободных людей».

Правитель неторопливо поел, не столько утоляя чувство голода, сколько выражая признательность от души постаравшейся Джарите, потом ушел в комнату для размышлений.

Контакт с городом возник мгновенно. Возможно, оттого, что вот уже два дня Найл испытывал в незнании полную пустоту. Раньше он тратил немало сил, очищая сознание от посторонних мыслей, а теперь оставался «чистым» постоянно, всегда готовый принять внешние вибрации. Казалось, с гибелью Рягьи из жизни ушла и способность правителя думать и чувствовать. Теперь он ощущал город именно таким, каким он был на самом деле. Контакт не окрашивался ни скверным или же веселым настроением правителя, ни желанием Найла ощутить в вибрациях то, чего хочется.

Гигантский организм, состоящий из тысяч людей и насекомых, нежился под солнышком, наслаждаясь сытостью и покоем. Питательные ручейки из зеленых пригородов исправно снабжали его силами, ясно ощутимые в работе чистильщики-рабы избавляли от продуктов жизнедеятельности. На острове детей искристым огоньком светилась новая, только зародившаяся жизнь. Такой же огонь сиял на восточной окраине.

Умиротворяющая картинка портилась кварталом жуков. Только сейчас, на фоне здорового состояния города, Найл заметил, что этот квартал напоминает не часть целого, а обширную опухоль. Замкнутое само на себя серое пятно. Остальное пространство пронизывали хорошо ощутимые нити — словно несколько паутинок одна над другой. Самая густая имела центр во дворце Смертоносца-Повелителя, та, что послабее, замыкалась на дом принцессы Мерлью, потом еще десяток паутин, почти неощутимых, — с центрами в квартале рабов, в доме Собраний, в библиотеке, в Черной Башне, в Хранилище Мертвых… Не было только одной — с центром во дворце Посланника Богини. Но это неудивительно: ведь сейчас он являлся Городом, его сутью и плотью, а не людским правителем. И мог гордиться плодами своего труда: город, доверенный Великой Богиней Дельты, больше не болен.

— К вам пришла принцесса Мерлью, мой господин, — разорвала контакт вошедшая в комнату Джарита.

— Проведи ее в зал приемов, — вздохнул правитель, — я сейчас приду.

— Принцесса Мерлью не переоделась после встречи на пристани, так и оставшись вся в зеленом.

— Надеюсь, я не прервала твоего отдыха? — вежливо поинтересовалась она, бросив любопытный взгляд на пояс Найла.

— Нет, — утешил ее правитель, — не прервала.

— Я хотела сообщить, что с пленником, похоже, все получилось. Он повел себя спокойно, освобождению обрадовался. Сразу согласился остановиться у Симеона для лечения.

Найл с ужасом почувствовал, что она ему нравится. Ему нравится эта строгая, подтянутая девушка, его влечет ее приподнимающая платье грудь, ее влажные алые губы, ее остренький носик, плотно охваченные обручем волосы.

Но ведь только вчера он похоронил Рягью! Неужели он настолько бесчувствен, что уже сегодня готов заключить в объятия другую? Или громада города растворила в себе его горе, наградив взамен спокойствием? Вот он и ведет себя так, словно ничего не случилось. Или близость принцессы всегда завораживала сама по себе? Может, влечение к Мерлью исходит не из глубины его души, а навевается извне, самой девушкой?

Найл попытался уговорить себя, что Мерлью ему не нравится. Что ее физиономия напоминает крысиную морду, что принцесса тощая и плоская, что говорит больно уж заумным языком. Выходило, однако, неубедительно.