– Кто это там?

Мне не ответили. Тогда я снова лег…

А в дверь опять стали стучать – негромко, но настойчиво. Я засмеялся и сказал:

– Я еще не готов. Подождите.

Стук прекратился, стало тихо. Тогда я встал, оделся, подошел к двери и резко распахнул ее…

Вставая и неспешно одеваясь, да и потом, идя к двери, я на Теодору не смотрел. Да и зачем было смотреть? Ведь если смотришь, значит, ждешь. А если ждешь, то услышишь: «Убей его!» Или, что еще хуже: «Ты не посмеешь убивать его!». Но мне хотелось быть совершенно свободным от каких бы то ни было обязательств перед ней, и поэтому я, ни разу не оглянувшись на Теодору, подошел к двери, резко распахнул ее…

И увидел Мардония. И этот подлый раб тут же отвесил мне низкий поклон, а после сделал знак, чтобы я следовал за ним. Мардоний от природы нем, он был приставлен к Тонкорукому еще тогда, когда тот и сам еще не умел разговаривать, и вот с той поры они и понимают один другого без слов. Мардоний верен Тонкорукому как пес, Мардоний – это его тень, Мардоний никогда не улыбается, Мардоний так силен, что может не только согнуть, но и разорвать подкову надвое, и поэтому если Тонкорукому нужно от кого-нибудь избавиться…

Но тем не менее Мардоний сделал знак – и я пошел за ним. Мало того, я даже убрал меч в ножны, ибо Мардоний раб, а я архистратиг, и поэтому даже под страхом смерти я не оскверню свое оружие кровью раба. Но если я – не допусти того, Всевышний! – буду убит рабом Цемиссия, то весь позор тогда падет…

Нет, тотчас же подумал я тогда, вот это уже совсем глупости! Ибо что суждено, того не миновать; люди только сражаются, но судьбу сражения решает Всевышний, и нет владения совершенно надежного, и то, что вверху, абсолютно подобно тому, что внизу, ибо низ – павший верх, а верх…

Ну, и так далее. Ибо о многом я тогда успел подумать, когда мы с ним, в почти кромешной тьме, долго плутали вверх и вниз по лестницам, а лестницы там все узки, а в переходах было очень много поворотов, то есть мы явно шли кружным путем…

Но все равно пришли. Мардоний, отвесив нижайший поклон, широко распахнул передо мной золоченые двери – и я вошел к Цемиссию.

И снова он был не один. Абва Гликериус, тот самый подлый мошенник, о коем я уже упоминал, сидел в дальнем углу и якобы сосредоточенно, не поднимая глаз, перебирал четки. Цемиссий же стоял возле окна и смотрел на меня. На этот раз он был одет вполне прилично: и при мече, и в красных сапогах. Я поприветствовал его, он мне вполне доброжелательно ответил и указал, где сесть, и сел сам, и уже только после этого сказал:

– Весьма нерадостное известие заставило меня искать с тобой встречи.

Я выжидающе молчал. Тогда Цемиссий пояснил:

– Думный советник, простратиг, старший постельничий… ну, одним словом, Полиевкт… убит.

– Когда? – довольно-таки громко спросил я.

– Сегодня ночью.

– Где?!

– В Ерлполе.

В Ерлполе! Мне стало смешно! Ибо, подумал я, да откуда это он может знать, что сегодня случилось в Ерлполе? Это наглая ложь! И я с гневом сказал:

– Весьма! Весьма печальные известия! Так, может, ты меня еще и вином угостишь? Чтобы все было совсем, как в прошлый раз!

– Нечиппа! – сказал он. – Но это в самом деле так. Всего какой-то час тому назад достойный Полиевкт скончался. Он принял яд.

– Ого! – воскликнул я. – Какие у тебя подробности. Он сам тебе об этом рассказал?

– Нет, – печально ответил Цемиссий. – Не он. А вот он! – и тут он кивнул на мошенника.

Вот оно что, гневно подумал я. Значит, эта лысая обезьяна в верблюжьей власянице, под которую, как говорят, она надевает железные цепи, уже насытилась добыванием из свинца золота и утолила жажду Абсолютным Эликсиром – и сразу же взялась за ясновидение. Славно! И я насмешливо сказал:

– Почтенный абва!.. Как тебя?

– Гликериус.

Я повторил:

– Гликериус! – и продолжал: – Итак, почтенный абва Гликериус, ты утверждаешь, что будто бы сегодня ночью чрезвычайный и поверенный посол Руммалийской Державы был насильно отравлен в Ерлполе, то бишь в столичном стойбище презренных северных варваров. Так?

– Не совсем, – ничуть не смутившись, ответил Гликериус и, продолжая вертеть в руках четки, стал объяснять мне, словно малому: – Достойный Полиевкт сам избрал себе столь верную и легкую смерть, ибо, в противном случае, он подвергся бы жесточайшим пыткам. И вот потому-то, дабы лишить варваров столь сладостного развлечения, каковым является для них наблюдение за муками человека разумного, достойный Полиевкт и принял яд.

– А после было что?

Старый мошенник наигранно вздохнул и сказал:

– Люди, которые сопровождали достойного Полиевкта, мне были плохо знакомы, и поэтому я от них почти ничего не узнал. Единственно, что мне стало известно, так это то, что их бросили псам.

– Прелюбопытно! – сказал я. – А что Старый Колдун?

– А регент Хальдер, надо полагать, уже перешел в мир иной, ибо когда архонт спустился в пиршественную залу, то он был вооружен мечом регента. А регент, был бы он живым, разве позволил бы кому бы то ни было не то что взять в руки, но пускай даже просто дотронуться до своего меча? Ведь этот его меч, как говорят…

– Довольно! – сказал я. – Теперь ты лучше расскажи, как ты узнал обо всем этом.

– Услышал, о наидостойнейший. Мне дано слышать души умерших.

– Так вот бы и послушал регента. Тогда бы мы точно знали, жив он или нет.

– Но регент, о наидостойнейший, принадлежал не нашей вере, его душа ушла к его богам, а посему я не могу его услышать. Вот если бы умер, скажем, ты…

Но, вовремя опомнившись, мошенник тут же замолчал. А я, сглотнув слюну, сказал:

– Если ты, старая и грязная обезьяна, думаешь меня чем-то запугать, то напрасно на это надеешься. А ты, мой брат, – и тут я повернулся к Тонкорукому, – а тебя я вообще не понимаю! Как ты можешь доверять россказням этого лживого наглеца? Однажды он уже пообещал тебе, будто он завалит нас дешевым золотом, потом плел какие-то несусветные басни про Абсолютный Эликсир, а вот теперь новый вздор!

– Э, погоди, о наидостойнейший! – дерзко, ни у кого не спросившись, встрял в нашу беседу абва. И так же дерзко продолжал: – Никакой это не вздор! А про Источник я и сейчас, повторю: Источник есть! Мало того, достойный Полиевкт сегодня утром самолично видел магические письмена на ножнах меча Хальдера, и он даже кое-что успел запомнить. Вот, посмотри!

И с этими словами абва встал и подал мне листок пергамента, на котором были изображены какие-то диковинные варварские значки. И это доказательство?! Да попроси меня, и я таких крючков намалюю вам столько, сколько угодно! Подумав так, я даже и говорить ничего не стал, а только презрительно хмыкнул.