Короткий привал они сделали только ранним утром, чтобы хоть немного отдохнуть и напоить измученных лошадей, и с первыми лучами солнца снова были в дороге.

Было уже далеко за полдень, когда они убедились, что их не преследуют. Видимо, апачи решили отказаться от погони, потому что если бы они захотели, то быстро бы настигли отряд. Может быть, они решили, что белым и так досталось, тем более что Исабель умерла. Как бы там ни было, все возблагодарили Бога за то, что хоть одна опасность миновала.

Однако дона Эстебана тоже не было видно. Они могли только гадать, что с ним случилось. Он мог тоже подвергнуться нападению апачей или, обнаружив, что поблизости находятся индейцы, повернуть назад, спасая свою шкуру. Не исключено также, что торговцы — спутники дона Эстебана — все время наблюдали за сражением в дубовой роще, затем последовали за Рефухио и его товарищами к индейской деревне, но потом случайно упустили их в темноте. Или же, став свидетелями схватки белых с индейцами, предпочли свернуть с Камино-Реаль на какую-нибудь другую дорогу, чтобы не подвергать себя опасности. Существовала также вероятность, что отряд дона Эстебана без всяких приключений продолжал путь, а это означало, что они теперь скачут где-то далеко впереди.

Любая передышка была сейчас кстати, только трудно было поверить, что Рефухио и его спутники действительно получили эту передышку. На привале не стали разжигать огня, а само место стоянки выбирали на этот раз особенно тщательно. Чарро, отделавшийся во время вчерашней баталии только легким испугом, вызвался быть дозорным, но на самом деле теперь все они постоянно смотрели в оба, не позволяя себе ни на минуту расслабиться. Несмотря на усталость, никто не спал. Все ворочались с боку на бок, вздыхали, кашляли, считали звезды, осыпавшие ночное небо сверкающими искрами. Висенте вполголоса бормотал молитвы.

Энрике сменил Чарро на посту. Наконец, около полуночи Балтазара сморил сон, и он, по обыкновению, захрапел. А вскоре после этого послышалось ровное сопение доньи Луизы. Чарро улегся поудобнее и тяжело вздохнул. Висенте теперь хранил полное молчание, а его старший брат лежал, как всегда, рядом с Пилар. Она полуприкрыла глаза и начинала чувствовать, как напряжение потихоньку покидает ее. Но тут ее покой был потревожен слабым шуршанием. Она вздрогнула и открыла глаза.

Рефухио встал, сложил одеяло и, двигаясь совершенно бесшумно, взобрался наверх по склону небольшой лощины, в которой они устроились на ночь. Пилар слышала, как он что-то тихо сказал Энрике, а затем исчез из поля зрения. Пилар подождала немного, потом тоже поднялась и пошла вверх по склону.

Энрике сидел верхом на коне и скуки ради тыкал в землю длинной палкой. Пилар шепотом спросила его:

— Где Рефухио?

Акробат молча вытянул руку в сторону. Пилар направилась туда, куда он указал.

Месяц, висевший в небе, был похож на дольку желтой дыни — не тусклый, не яркий, неподвижный и величественный. В его слабом свете Пилар увидела Рефухио, шагающего как раз впереди нее. Вокруг него вились потревоженные ночные бабочки. Где-то далеко пронзительно закричала какая-то птица.

Рефухио подошел к груде камней, проверил, нет ли там змей, и расстелил одеяло. Потом он сел, вытянув ноги, спиной к Пилар.

Она остановилась неподалеку, размышляя, как бы объявить о своем присутствии. Но Рефухио вдруг заговорил сам:

— Зачем ты шпионишь за мной? Если ты пришла, чтобы утешать меня или укорять, то ты зря тратишь время. Я не потерплю от тебя упреков и не нуждаюсь в твоей жалости.

— Все, что я собиралась предложить тебе, — это мое общество. — Рефухио ничего не ответил, и Пилар продолжила: — Но если ты предпочитаешь одиночество, то я могу и уйти.

— Нет, останься, пожалуйста, — неожиданно попросил он и подвинулся, освобождая ей место рядом с собой.

Она села, прислонившись спиной к камням, сложив руки на коленях. Наверное, следовало что-то сказать, чтобы поддержать разговор. Но единственная фраза, которая пришла на ум Пилар: «Сегодня прохладно», показалась ей слишком банальной. Хотя, на худой конец, и это могло заполнить чересчур затянувшуюся паузу.

Пилар искоса посмотрела на Рефухио, на полоску бинта, белеющую на фоне бронзовой кожи. Интересно, беспокоит ли его рана и не поэтому ли он не мог заснуть? Но Пилар стеснялась спросить об этом. Рефухио могло показаться, что она жалеет его, а именно это он ей делать запретил. Наконец Пилар решилась.

— Как ужасно то, что произошло с Исабель. Рефухио ответил не сразу.

— Действительно, ужасно.

— Ты, наверное, сильно переживаешь из-за этого?

— Не так сильно, как должен был бы. Не так сильно, как она бы того хотела.

— Почему?

— А зачем ты спрашиваешь? — Рефухио повернулся и пристально посмотрел на Пилар.

— Не знаю. Возможно, затем, чтобы убедиться, что это все не кошмарный сон.

Рефухио отвел глаза.

— Исабель была будто птичка с перебитым крылом, которое никогда не срастется. Когда ты находишь такую птицу, то чувствуешь себя обязанным защитить ее, потому что сама она не может о себе позаботиться. Но стоит на минуту зазеваться, и кот или ястреб — тут как тут, и птица погибает у них в когтях.

— Выходит, смерть Исабель на твоей совести?

— Опровергни это, если сможешь.

— А что станет с покалеченной птицей, которую не найдет какая-нибудь добрая душа?

— Могу себе представить. Но, честно говоря, для меня это слабое утешение.

Пилар повернула голову и в упор посмотрела на Рефухио.

— Ты стоял перед мучительным выбором — оставить Исабель медленно умирать в муках или разом положить конец ее страданиям. Если бы мы дольше оставались там, возле лагеря апачей, то они вполне могли обнаружить нас и убить. Мы должны были исполнить свой долг по отношению к Исабель. Ты не унизился до того, чтобы свалить это на кого-то другого, хотя вполне мог это сделать. И если кто-то и должен чувствовать себя виноватым, то это мы, а никак не ты. Все мы вздохнули с облегчением, когда ты согласился выполнить столь страшное задание, и без зазрения совести оставили тебя. Мы и только мы заслуживаем порицания за нашу трусость и малодушие.

— Но если бы я не увез Исабель из Испании…

— Не перебивай, я еще не закончила.

— Да-да, конечно, — покорно сказал Рефухио, но тут же добавил: — Однако тебе нет никакой нужды оправдывать меня.

— Как великодушно. Но мы уже обсуждали этот вопрос и договорились, что я могу делать все, что сочту необходимым.

— Я бы мог привести тебе тысячу возражений, Пилар, но я устал от борьбы.

— Ну, так отдохни. Это Техас, необъятная страна. Должно же в ней найтись хоть какое-нибудь место, где дон Эстебан не сможет нас достать и где никому не будет никакого дела до разбойника Эль-Леона.