– Да ну! – громко сказал он и обернулся. – А кто здесь может быть?

– Быть! Быть! – откликнулось эхо в тумане и вдруг добавило: – Чему быть, того не миновать!

Парень вздрогнул. Дышать перестал.

– Не понял. Кто здесь? – прошептал он, и в тот же миг догадался: – А-а! Это нимфа? Нимфа, ты?

– Фаты, фаты! – подхватило эхо из тумана и опять от себя добавило: – А можно и так – без свадебного платья, без фаты. Всё это условности, не правда ли?

– Конечно, – согласился Граф, вдыхая пьяный пар и похохатывая. – Нам не нужен фатальный исход. Знаешь, как говорит мой Абра-Кадабрыч? Фатальный исход – когда дело кончается фатой и подвенечным платьем…

– Я рада, что мы понимаем друг друга. – Выходя из тумана, нимфа зачерпнула деревянным ковшом колдовского отвару и плеснула на каменку. – Обойдёмся без фатального конца.

В голове у парня зашумело ещё сильнее. Он обнял обнажённую нимфу, прижал к себе. Дрожащими руками потрогал твёрдые груди.

– Что это? Райские яблоки?

– Яблоки, яблоки. Сейчас мы будем мысли писать на этих яблоках. – Нимфа усмехнулась. – Какие у нас мысли? Признавайся!

Душа его наполнилась восторгом и огнём.

– Царевну Златоустку хочу найти! Ты на неё похожа. Только чуть-чуть.

– Ах, ты, наглец! – Нимфа шлёпнула его ниже спины. – А я для тебя не гожусь? Ну, так знай же тогда! С твоею царевной Воррагам давненько уже тешится. Ха-ха. Что? Не веришь? Подкидыш несчастный! Да она ему уже родила дитёнка. Воронёнка.

– Как это можно родить воронёнка? Что ты болтаешь, бестия?

– Я правду говорю. Ты не подумал, почему Воррагам тебя постоянно преследует? Потому, что Златоустка всё никак тебя забыть не может. Он тебя хочет изничтожить, Ваня. И он добьётся своего, так и знай. А если мы будем с тобою вдвоем…

Он хотел что-то сказать, но вдруг услышал в гулкой, горячей тишине, как страшно громко, звонко треснул камень в сердцевине каменки. Треснул так – точно выстрелил. Всем телом содрогнувшись от этого резкого звука, заядлый парильщик почувствовал сильное головокружение, а вслед за этим услышал девичий смех в предбаннике и приглушённое карканье Воррагама; в баню, кажется, пришли гости из того фривольного рассказа, который по глупости был написан на яблоке.

И тогда этот горе-писака выкинул такой невероятный фортель, что просто жуть… Он вспомнил рассказ Толстого, вспомнил, как там отец Сергий со страстями боролся…

Не сразу отыскав набухшую дверь, он – с гудящей головою, с дикими глазами – выскочил из бани и стал искать топор, только он хотел себе не палец отрубить, как это сделал отец Сергий, нет, он кое-что посерьёзней хотел отрубить – от соблазна избавиться.

И тут перед ним – как из-под земли – возник Оруженосец.

– Ты что это, парень?

Граф не сразу, но всё же опомнился.

– Так… – пробормотал он, бросая топор. – Дровец хотел подкинуть…

Слуга поднял топор и, посмотрев на голого хозяина, задумчиво сказал:

– Хорошее полено.

Граф умылся, двумя горстями черпая холодный снег. Плечами передёрнул, глядя по сторонам. Керосиновая лампа жёлтым цветком трепетала на банном окне; морозный воздух белесоватыми облаками вкатывался через открытые двери в предбанник.

– А кто? Что тут было? Кто-то стрелял? Или мне показалось?

– Воррагам тут был, однако, – мрачно сказал Оруженосец. – Пришлось пальнуть. Пошли, а то простынешь.

Несколько минут он просидел в предбаннике, дышал полной грудью, как дышит человек, поднявшийся с большой глубины.

– Воррагам? – прошептал. – Откуда? Зачем?

– А чёрт его знает. Он с какой-то голой девкой прилетал. Тебя, видать, хотел маленько позабавить.

– Позабавил. – Граф потёр виски. – Точно керосином из лампы напоили.

– Не пробовал, не знаю, – проворчал слуга, подавая одежду. – Ну, оболокайся, да пошли.

– Покайся? А в чём это я должен каяться?

– Оболокайся, говорю. Пошли в избушку. Ты как? Идти-то можешь? – Слуга посмотрел на молоденький месяц, разгорающийся над рекой. – Вот Воррагам, картавый чёрт, испортил нам субботний благостный денёк.

Пошатываясь, Граф Оман побрёл под звёзды, неотступно смотрящие из чёрных глазниц небосвода. Постоял, ощущая оглушительный сердцебой под рёбрами и одновременно ощущая, как под ним вращается Матушка-Земля. Сделав несколько шагов, он поскользнулся на тропинке в снегу, но не упал. Слуга удержаться помог. Ухватившись рукой за какую-то холодную колючую ветку, бедняга постоял, глубоко и с удовольствием дыша. Тихо было в округе. Искры вылетели из трубы избушки. Вода на реке пошумливала.

5

Смешно было думать о том, что бессонница – штука заразная. И всё-таки время от времени болезненно думалось. Да и как не подумать, когда опять не спалось.

Из головы не выходила печальная история, рассказанная Нимфой. Хотя Иван и понимал, что это всего лишь – Нимфа по имени Эхо. А что такое эхо? Собака лает – ветер носит, вот что это, грубо говоря. Да, он понимал, что это наговоры, сплетни и вымыслы. Только он прекрасно понимал и другое. Смутные слухи и пересуды, какие приходилось ему слышать то там, то сям во время своих скитаний – это был дым, который не бывает без огня. Злословия и недомолвки постепенно складывались в одну картину. Невесёлую картину, в центре которой была Златоустка, золотаюшка с каким-то воронёнком, стоящим по правую руку, и с Воррагамом, стоящим по левую руку.

Осторожно поднявшись, Граф оделся в темноте и вышел.

Весна всё никак не могла установиться в горах; морозец лужи сковал ледком; иголочки инея сверкали на ветвях. Река туманом раскосматилась под мутным светом месяца. Холодно, звериными какими-то зрачками звёзды мерцали над вершинами тайги.

Через минуту-другую на пороге показался Оруженосец – золотой карабин за спиною блеснул.

– Не спится? – спросил, покашливая.

– Да так что-то. Раздумался.

Чернолик помолчал, смущённо перетаптываясь по тонкому крахмалу – снова снегу натрусило.

– Дело, конечно, ваше, графское, – робко начал он, глядя на звёзды, – дело молодое и понятное.

– Ты о чём? Продолжай.

– Я же читаю твою писанину. По долгу службы. Кха-кха. Да ты сам прекрасно понимаешь, о чём я сейчас…

– Ну, допустим, – не сразу согласился Граф. – И что дальше? Оруженосец помолчал, теперь уже глядя на чёрную стену тайги, обступившей избушку.

– Если ты не выбросишь из головы всю эту лирическую дурь – ничего у тебя не получится! Понял? – Старик-Черновик надавил на басы. – Есть в русском исключение: уж замуж невтерпёж. Это – про девок. А про таких оболтусов, как ты, есть кое-что другое: не хочу учиться, хочу жениться.