Помнится, тогда он еще подумал: «Черт возьми, кого мы засылаем на ту сторону?! Вместо того чтобы основательно допросить и расстрелять». Но, во-первых, полковник знал, что через все мыслимые допросы и ловушки эта женщина уже прошла, а во-вторых, он понимал: баронесса Валерия так повязала сладостными постельными узами его начальство, что первым может полететь его собственная голова, а затем уж баронессы. К тому же он сказал себе: «Когда чекисты пускали под нож сотни твоих сослуживцев и знакомых, тебе разве не приходили в голову те же самые мысли?»

Вот и сейчас полковника покоробила бестактность девушки, однако он не только мужественно сдержался, но и попытался оправдать ее: «А чего ты ждал от нее, от женщины? Нервы!..». И пожалел, что ни эту, ни много-много других ночей подарить ему эта женщина уже не сможет. Хотя и вела себя в постели баронесса так, как, наверное, и должна вести себя аристократка, даже нежностью душевной бросающая подаяние влюбленному монаху.

* * *

В это утро он решил отоспаться и вообще весь день провести, грешным делом, так, словно уже находился в отпуске.

Конечно, все это было бы замаскировано под знакомство с удивительной местностью – огромным устьем пограничной реки, с условиями работы флотской контрразведки. Но всего лишь замаскировано. Лето, как-никак, которое, как ему сказали, здесь, на юге Буджацкой степи, приходит на неделю раньше, нежели в Одессе. Поэтому, засыпая в крохотном номере гарнизонной гостиницы, убаюкавший себя мечтаниями полковник уже готов был признать, что несмотря ни на что жизнь по-прежнему прекрасна.

Еще прекраснее она представала перед ним в сладостном сне, переносившем его в одну из тех двух ночей, которые он провел с баронессой Валерией. Причем даже в полубредовом «ложе сна» Бекетов воспринимал, чувствовал, осязал эту женщину с такой непосредственностью, словно все это происходило с ним наяву.

– Товарищ полковник, у нас ЧП, – ворвался в его благостный сон какой-то мужской голос. – Это майор Конопатов. Просыпайтесь, полковник, у нас серьезные неприятности.

– Румыны накрыли наших агентов? – сонно, с непостижимым спокойствием поинтересовался Бекетов, с трудом открывая глаза.

– Если бы… накрыли. Тут все сложнее, тут такое…

Только теперь полковник сумел вернуть свое восприятие в реальный мир и подхватился.

– Что ты мычишь, майор? – срывающимся полушепотом поинтересовался он, с быстротой старого солдата надевая галифе и облачаясь во все прочее одеяние. – Война, что ли?! В городе уже враг?

– На самом деле ваша баронесса Валерия оказалась румынским, а может быть, и немецким агентом.

– Всего-навсего? – прилаживал полковник портупею. – В чем это проявилось?

– Уже на берегу, на румынском, естественно, Прокопия Анкудинова баронесса тяжело ранила, а сына его убила. Причем обоих – ножом. А ведь планом операции убийство их предусмотрено не было.

Полковник исподлобья взглянул на Конопатова и нервно передернул подбородком. Он уже понял, что произошло, он уже все понял, тем не менее медленно, четко, почти по слогам, проговорил:

– Что было предусмотрено планом операции, а чего не было – знать положено только мне и заместителю начальника контрразведки Военно-Морского Флота.

– Тогда кое-что прояснилось бы. Но дело в том, что под дулом пистолета она заставила радиста лечь на землю и сдала немецким офицерам, которые приехали за ней на трех мотоциклах. К счастью, она не добила Прокопия, и тот все слышал и видел. На одном из мотоциклов уехала она, на другом увезли радиста. Где-то неподалеку их, очевидно, ждала машина.

– Не «очевидно», а в самом деле ждала, – медленно, на ходу придумывая новую легенду перехода баронессы в абвер, объяснил полковник.

– Как только они отъехали, Прокопий сел в лодку и, используя течение, каким-то чудом сумел догрести до острова, возле которого его заметили с пограничного катера.

Выслушивая его, полковник нервно прохаживался по комнате. Спросонья легенда явно не «вязалась», однако Бекетов понимал, что с версией тянуть нельзя. Если ему тотчас же не удастся запудрить майору мозги, тот превратится в такого же опасного свидетеля, как и ждущий спасительной операции рыбак-контрабандист.

– Тут вот в чем дело, майор, – как мог, тянул время Бекетов. – Я не должен был тебе этого говорить, а ты не должен был слышать. На самом деле этот радист был агентом сигуранцы, которого мы использовали втемную. Словом, с его помощью баронесса должна внедриться в абвер как аристократка, которую мы пытались заставить работать на советскую разведку. Удастся ей это или нет – увидим, но пока что все идет, как и было задумано. Что же до контрабандистов, то их, так или иначе, следовало убрать. Если бы на это не решилась баронесса, заниматься пришлось бы вам, майор. Ведь это же ваши люди, и за их ответственность, за их молчание – отвечаете вы. Но была ли у вас, майор, стопроцентная уверенность, что эти контрабандисты, по которым давно плачет «вышка», решились бы вернуться на советский берег?

– Риск, ясное дело, существовал. Однако здесь оставался второй сын Прокопия, поэтому…

– Вот и у нас, майор Конопатов, – начальственно повысил голос полковник, – уверенности в этих непонятно каким образом добытых вами уголовников-контрабандистов не было. А рисковать столь ценным агентом ради сохранения этим уголовникам жизни до приговора суда мы не могли.

Майор открыл было рот, чтобы как-то возразить или что-то сказать в свою защиту, но полковник еще резче осадил его.

– Я сказал: не могли! И хватит разговоров на эту тему. Ваши трогательные связи с местными контрабандистами меня не интересуют. Однако не интересуют они только меня… Улавливаете, о чем я?

– В таком случае вас можно поздравить с успехом, – неуверенно молвил майор, в голосе которого явно улавливалось только одно – дрожь.

– Почему поздравлять нужно только меня? Вас, майор Конопатов как офицера, обеспечившего успешное проведение важнейшей фазы внедрения нашего сверхсекретного агента, тоже следует поздравить. Орден не гарантирую, но о повышении в чине обязательно похлопочу. Знаю, что в майорах вы засиделись.

Только теперь Конопатов облегченно вздохнул. Не менее облегченно вздохнул и полковник. Если бы майора не удалось убедить таким, словесным, образом, пришлось бы убеждать по-иному, а не хотелось бы.

– Выходит, что контрабандист Анкудинов сумел вернуться на наш берег, – не спросил, скорее констатировал полковник, – пытаясь вернуть разговор в нужное ему русло.

– Он-то обо всем и рассказал, – неохотно подтвердил майор то, что и так уже было ясно.

– И где он сейчас находится?

Бекетов уже осознал весь ужас того, что произошло: эта стерва переиграла их всех! Когда именно немцы завербовали баронессу – еще до того, как она оказалась в поле деятельности контрразведки флота или потом, – это уже особого значения не имело. Важно, что до конца, до последнего дня, она сохраняла свой канал связи с германской разведкой, а значит, и свой план операции «Контрабандист», только разработанный уже где-то в абвере. Словом, все выглядело настолько провально и гибельно, что самое время было взяться за пистолет и подумать о «выстреле чести». Но, во-первых, с этим всегда успеется, а во-вторых, майор Конопатов не должен был догадываться, в каком положении все они, причастные к операции, только что оказались.